Контрабандисты Тянь-Шаня
Шрифт:
Весла неустанно скрипели, и прозрачная вода текла с них, падая в синюю глубину. Будай греб изо всех сил, но тяжелая лодка двигалась медленно и до берега было далеко. Солнце сразу опустилось за высокий хребет. Облака загорелись красным пожаром и заклубились, как дым ночью над горящей деревней. Вода и небо стали зелеными. Серый песок на берегу отливал красным от облаков, а по зеленому небу, как длинные прямые лучи, протянулись темные тени. Горы потемнели до вершин, озеро блестело и светилось.
Высоко над юртой в мягком дымном зеленом облаке выступила и повисла луна. Рыбачий парус маячил на сумеречной воде. Стемнело, но озеро продолжало блестеть, как будто покрытое льдом. Казалось, парус бесшумно плыл по сплошному полярному льду. Озеро дрогнуло, потемнело, и последний свет поглотил темные горы. Блестящая Луна потеряла ореол и четким диском засияла в тусклом зеленом воздухе. Темное небо опустилось и стало ближе. Погасшее озеро черной пропастью расступилось позади, и далеко по воде было слышно с берега каждое слово.
— Антоний!
Будай выпрыгнул на мокрый шуршащий песок и подтащил лодку.
Стройная Марианна с распущенными волосами бежала к нему.
Она только что выкупалась. От нее пахло соленой свежестью озера.
— Милый!
Она поцеловала мужа, но заметила, что он еле стоит на ногах, и отшатнулась.
— Ты опять накурился!
При лунном свете она показалась ему бледной и беспомощной в своем белом платье на берегу темного бесконечного озера.
— Ты понимаешь, — сказал Будай, — старик очень смешон.
Марианна посмотрела на жалкую, бессмысленную улыбку, которая блуждала по его лицу, и взяла мужа за руку.
— Идем в юрту, — ласково заговорила она, стараясь сдержать слезы. — Я ждала тебя целый день. Кондратий прислал бурдюк кумыса и много вкусных вещей. Джанмурчи не явился. Я сама собирала для костра хворост и исколола себе все руки. А тебя все не было.
— А, Кондратий… Да, это было так давно…
Что-то похожее на воспоминание скользнуло по пьяному лицу Будая.
— Кондратий хотел, чтобы ты поправился, — горячо заговорила Марианна. Она нагнулась и ввела Будая в юрту. — Кондратий устроил тебя здесь. Кондратий хочет, чтобы ты отдохнул, а ты куришь. Посмотри, сколько у тебя седины в волосах, Антоний! — Марианна расплакалась и стала целовать мужа.
Он молчал и глядел на огонь. Марианна гладила его по голове и усадила на подушки.
«Правда, он совсем пьяный, — подумала она, разогрев на очаге ужин. — Но ничего, это пройдет, ведь он перенес такое горе!»
Она опустилась на колени и стала раздувать огонь. Угли тлели и бросали красный отсвет на ее белое платье, похудевшее лицо и золотые волосы.
Наконец огонь вспыхнул. Тени весело заплясали по всей юрте.
— В Караколе я была в кино. Так потешно. Они установили во дворе фабричный гудок. Он гудит часами, пока соберутся все. Это напоминает большой город. Ведь это единственный гудок в Караколе.
Ее голос прервался.
— Будай, я боюсь. Там кто-то ходит, — прошептала она.
Будай бессмысленно улыбался. Марианна встала, приподняла полог, выглянула наружу и вдруг отчаянно закричала. Две руки просунулись в юрту, обхватили Марианну поперек тела, и она исчезла.
Будай одну секунду осоловело глядел. Потом все опьянение слетело с него.
Стиснув зубы, он огляделся, хватаясь за наган, и выскочил из юрты.
На вороного коня грузили что-то белое. Ослепленный блеском костра, Будай не мог хорошенько разглядеть и стал стрелять почти наугад. Из темноты раздался хохот, и кони затопотали по берегу. Будай побежал за ними и остановился. Мимо промчался всадник. Пограничник тщательно прицелился и выстрелил. Ему послышался крик, но всадник не остановился. Будай понял, что последняя надежда добыть коня погибла. Тогда, забыв обо всем, он бегом бросился в степь. Ноги вязли в песке, но он бежал, пока не свалился.
Далеко впереди послышались выстрелы. Глухие, настойчивые, следовавшие один за другим. Сердце его забилось от радости и надежды. Но кругом него были тишина и мрак. Отдышавшись, он встал и то шел, то бежал, сам не зная куда.
Когда же наступил пасмурный рассвет, Будай увидел вдали человека и, собрав последние силы, побежал к нему. Около коня, лежавшего на земле, неподвижно сидел Джанмурчи.
— Начальник, это был я. Ты попал мне в ногу, но я продолжал за ними ехать. Позор на мою голову. Я гнался от самого города предупредить тебя, но не успел.
Джанмурчи снял шапку, взял горсть песку и высыпал его себе на голову. Оба долго сидели молча. Загнанный конь не мог даже стоять. Он лежал и, не имея сил держать голову на весу, уперся мордой в землю. Джанмурчи перевязал рану на ноге и покачал головой. Кто-то проехал по дороге. Будай и Джанмурчи посмотрели друг на друга. Потом проводник с тоской сказал вслух то, что каждый думал про себя:
— На телеге нельзя догонять. Они поехали в горы без дорог, туда!
Он сделал безнадежный широкий жест рукой в сторону далеких снеговых хребтов.
— Отпусти подпругу, издохнет, — сказал Будай, кивнув головой на загнанного коня.
— Все равно.
Несколько всадников показались на дороге. Они ехали в Каракол на базар. Приблизившись, они долго, внимательно смотрели на коня. В начавшейся агонии рыжий конь задрал голову и оскалил зубы, как будто засмеялся. За несколько минут он весь опал. Кости выставились, и кожа на них натянулась, дрожь непрерывно дергала рыжие тонкие ноги.
— Если сейчас зарезать, еще можно есть.
— Все равно, — повторил Джанмурчи.
Проезжий спрыгнул с седла на землю и быстро подошел к лошади. Это было простое движение, но почему-то от него Будаю стало не по себе. Он хотел отвернуться и не мог. Киргиз поднял с земли рыжую голову коня и подпер ее коленом. Будай увидел, как маленький острый нож что-то проворно сделал около горла. Киргиз отскочил: Зияющая черная рана разлезлась по шее коня, и голова безобразно откинулась назад. Остальные всадники слезли с коней и тут же начали свежевать еще дрыгающуюся тушу. Будай увидел белые жилы на красном и отвернулся. Только тут он понял, что лошадь зарезали. Черная кровь широкой лужей разлилась по желтому песку. Под самой лошадью она была ярко-красная, а поодаль впиталась в песок. Покоробленное заскорузлое темное пятно на земле было страшным и отвратительным. В небе закружился орел. Путники срезали все мясо и завернули его в шкуру. Потом самый старый обратился к Джанмурчи и коротко спросил: