Контрабандисты Тянь-Шаня
Шрифт:
— Джанвай, — сказал за другим столом приемщик, — отчего у тебя так мало? У тебя ведь два гектара.
— Все мое тесто смыло дождем.
Джанмурчи улыбался и смотрел в свой список, Джанвай со страхом следил за его пальцем.
— Ты врешь, — сказал приемщик. — Дождя не было.
— Ну, значит, был только ветер. Головки мака стучали, и все тесто упало на землю. У меня есть бумага. Многие люди видели этот ветер. Вот здесь они приложили палец.
— Куда поехал твой ветер с твоим опием, Джанвай? — спросил Джанмурчи.
Ответа не последовало. Джанмурчи что-то сказал Осе. Снова раздался свисток, и снова появился милиционер.
— А вот я их обоих сюда запишу, голубчиков, — угрожающе сказал приемщик. — В будущем году не получат разрешения на посев. — Потом он положил книгу, вытер пот со лба и обратился к Кондратию:
— Сегодня чертовский день. Приводили барана в подарок. Не успел прогнать, притащили кумыс. Никогда этого не было.
— Надеялись, что при скандале засуетитесь и примете опий с дробью.
— А почему вы нагрянули именно сегодня? — спросил Феофан, пожимая руку Кондратия.
— Потому что именно сегодня пытаются рассовать все, оставшееся от курильни.
Они отошли в сторону и о чем-то быстро стали говорить вполголоса.
— Невозможно, совершенно невозможно, — густым басом говорил Феофан. — Для этого надо десяток рабочих. Это, конечно, надо сделать. Но людей у меня нет. Они заняты в сушильне.
Джанмурчи подошел и вмешался в разговор:
— Командир, я долго думал. Возьми большую палку.
Секунду Кондратий напряженно, с недоумением глядел на Джанмурчи. Потом улыбнулся и быстро проговорил:
— Недурно! — Обратившись к Феофану, он добавил: — Мы обойдемся. Вот список фальшивых доверенностей. Придут на днях.
Он подал список, бывший у Джанмурчи. Оба вышли и сели на лошадей. Они заехали в казарму. Оса приказал захватить побольше веревок и длинный шест. Когда они проехали один квартал, к ним присоединился человек в очках. Пятеро всадников бешеным карьером понеслись за город. Один из красноармейцев вез длиннейший шест. Они мчались около двух часов. Лошади были в мыле. Неожиданно человек в очках повернул за утес и показал рукой:
— Здесь!
Большие атласные цветы мака, в чайную чашку величиной, горели цветными огнями под жгучим солнцем. Белое и красное пламя, казалось, струилось по маленькой долине. Длинное поле приютилось среди утесов, и его совершенно не было видно. Кондратий осмотрел поле в бинокль. Столбов с надписями владельцев не было. Посев был анонимный.
— Сколько здесь?
— Три десятины, — отвечал человек в очках.
Оса подошел к краю поля. Местами мак был готов. Только что здесь вели работу. Созревшие головки были уже надрезаны. Молоко выступило густыми белыми каплями.
— Отец контрабанды очень торопится, — задумчиво сказал Джанмурчи. — К утру молоко уже потемнело бы и засохло. Завтра он собрал бы все тесто. Нам осталась бы одна трава.
— Остальные покажешь? — спросил Кондратий.
— Хорошо, еще семь десятин, — отвечал человек в очках.
— Косить, — коротко бросил Кондратий и пошел к лошади.
— Люди сколько работали, труда сколько положили, собирать ведь его по капельке. А теперь топтать жалко!
— Ничего не жалко. Ни черта прока от него не будет. Все равно в контрабанду уйдет. Сказано: косить — и коей. Ну, вы там, Скоро кончите разговоры! — закричал Кондратий красноармейцам. — Поторапливайтесь!
— Чиво? — недоумевающе спросил молодой красноармеец.
— Дурак, — заорал другой. — На веревку! Запрягай лошадь. Опять не понимаешь? Это же дуб, а не человек! Сделай постромку! Привяжи к концу шеста. Вот, а я Привяжу к другому концу.
— Золотая голова у тебя, Саламатин! — сказал Кондратий.
— Еще спрашиваете? Гони!
Кони с места взяли вскачь.
Длинный шест широкой полосой уничтожал посев. Хрупкие высокие цветы ломались и стлались к самой земле. Сильный одуряющий запах, наполненный парами морфия, тянул с поля.
— Командир! — сказал Джанмурчи.
— Чего тебе?
— Почему ты позволил на ярмарке, чтобы китайские купцы давали ткань в задаток контрабандистам? Почему ты не арестовал всех?
Оса задумчиво улыбался. Ему представилось лицо Будая в тот несчастный вечер. Теперь он сам мог дать урок Джанмурчи.
— Джанмурчи, как выливается вино из сосуда? — спросил он.
— Через горло, — с живостью ответил проводник.
— А где течет опий в Китай?
— Через перевалы.
— Правильно. Здесь Байзак может его спрятать, и мы его не найдем. На перевалах мы подставили кружку под вино, которое польется со всех этих полей. Понятно?
— Ой-бо-бо, шайтан! — с восхищением прошептал ошеломленный Джанмурчи.
Поезжай косить дальше, у меня и так много дела, — проговорил маленький кавалерист.
Он сел на коня и повернул к Караколу [3] .
— Байзак! — проговорил Джанмурчи. — Клянусь тебе, что когда-нибудь Зеленая Оса укусит тебя прямо в сердце и ты умрешь!
Глава IV. СНЫ БУДАЯ
На берегу Иссык-Куля, в верстах двадцати от города, находился летний поселок. Это был целый городок из юрт. Издали юрты похожи были на семью грибов. Они росли и исчезали так же быстро, как маслята. Осенью приезжали верховые, и городок исчезал. Шум, крики, сплетни, пестрота лиц и костюмов. Сзади желтый песок, заросший колючками, впереди синь озера. Вдалеке от пляжа, почти у самой воды, стояла одинокая юрта. Сюда привезла Марианна Будая, чтобы он отдохнул и забылся.
3
Каракол — тогдашнее наименование города Пржевальска.
Лодка плыла по синей воде. Озеро расстилалось бесконечным темно-синим пространством. Впереди местами выступали желтые песчаные отмели. Вправо и влево далеко были видны горы. Берегов не было видно. Горы как будто поднимались из воды. Тяжелая и неуклюжая рыбачья лодка двигалась медленно. Юрта позади белела на сером песке. Будай медленно греб и с удовольствием слушал скрип весел. Вода стекала прозрачными каплями. Когда он смотрел за борт, были видны камни на дне. Вода была такая прозрачная, что казалось — дно поднимается и опускается при каждой легкой волне.