Контракт на молчание
Шрифт:
— Выпьем? — кивает он на шампанское.
— Да, — выдыхаю я с облегчением.
Возможно, это поможет расслабиться и перестать судорожно анализировать происходящее. Что уж тут особо анализировать?
— Весь лед уже растаял. Не хочу пить теплое, спущусь на ресепшен за льдом. Дождись меня. Карточку на всякий случай оставлю.
За то время, что Эперхарт ходит за льдом, я успеваю изучить весь номер, поваляться на королевских размеров кровати, обнаружить в зеркале не в меру роскошной ванной комнаты выбившийся из брови волосок и даже разозлиться, что, вообще-то, в наших с ним отношениях
Я спускаюсь на лифте вниз, в холл, уже почти выхожу из коридорчика, как замечаю среди колонн Эперхарта и Сержио Родоса, сидящих в креслах, потягивающих уже ополовиненную бутылку виски и играющих в шашки. Так вот на что меня променяли! Обида поднимается выше, подкидывая одно за другим необдуманные решения.
Валери, не занудствуй. Да, позвонить и предупредить со стороны Райана было бы неплохо, но криминала не происходит. Просто пьют и играют. Да нет, не просто. Все равно обидно!
— Значит, с Кайедом все складывается нормально? Слышал, Веласко сильно мешается, — масляно начинает Сержио.
Я выглядываю. Расположение такое удачное, что между колоннами, да частично спрятанную в коридорчике меня не разглядеть. Можно даже подсмотреть.
— Разрулили, — отвечает Райан ему скупо.
— Неужели же эта рыженькая девчонка?
— Хочешь поговорить о внутренней политике «Айслекса»?
Ну еще бы Эперхарт сказал, что я молодец. Больно много чести. Вот только я молодец! Я правда-правда молодец, уже месяц сама справляюсь без помощи Райана, а он только созванивается с Кайедом, да отчеты смотрит.
— Просто подвожу тему, — нахально скалится лысеющий шатен. — Сибил Перетти ты выгнал, новая пассия?
— Вроде того, — равнодушно отвечает Эперхарт. У меня заходится сердце. Зачем он вообще меня обсуждает с этим мерзким типом?!
— С колечком на пальце?
— Издеваешься? — фыркает Райан. — Не мое колечко.
— Опять?! Что у тебя вообще за слабость к чужим женщинам, Эперхарт? Нравится бывать там, где место других? Или нравится их оттуда выбивать, доказывая собственное превосходство? Думал, что ты с этим завязал еще на этапе Сибил.
Меня начинает подташнивать от этого разговора, но нельзя не дослушать. Что скажет Райан? Пусть хоть что-нибудь скажет, а еще лучше — даст этому Сержио в челюсть. За меня.
Пожалуйста, сделай хоть что-то для меня. Защити от этой грязи. Ты не встал на мою сторону перед «Айслексом», ты ничего мне не обещал. Но хотя бы с этим ублюдком не миндальничай.
— Вот после Сибил и вспомнил, как это удобно. Никаких слез, истерик и шантажа. Точнее, шантажа в мою сторону. — Сержио он не трогает, это мне будто бы прилетает под дых. И будто мало: — Хотя неважно. Хадсон тоже мимо этой схемы.
— В смысле?
— Был какой-то неудачник, но уже нет. А кольцо носит, чтобы никто не догадался. Даже интересно зачем. У нее какая-то своя логика, мне недоступная.
Сержио хохочет и говорит что-то о женских заморочках.
Я сглатываю комок, с силой зажмуриваю глаза и сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Очень больно. Очень. Везде. Знал! Все это время знал. И не сказал ни слова. Ему удобен был не Клинт, а даже фантом Клинта, вынуждающий меня держать дистанцию. Не факт моего будущего замужества, а просто скорый отъезд, возможность тихо избавиться. Конечно, при таком отношении нет смысла контролировать глубину пропасти, в которую я упаду, но есть толк от того, чтобы знать, где собственное дно. Не позволять мне, к примеру, думать, что я имею над ним настоящую власть, да хоть бы и в постели. И самому не позволять падать контролю. Пока он может сдержать стон удовольствия, дарованного одной конкретной женщиной, — все в порядке. Ему не плохо со мной, нет. Просто так проявляется его зона безопасности. Нет зависимости — нет обещаний.
— Как наиграешься с ней, оставь мне номерок. Интересная и хорошенькая.
«Ты красивая. И занятная. А еще уедешь отсюда и выйдешь замуж, не выедая мне мозг чайной ложкой».
То, как точно Сержио повторяет Райана, становится для меня шоком. А точно ли эти двое такие разные? Не знаю. Меня с самого первого взгляда сбило с ног привлекательностью Эперхарта, но не ослепила ли меня она? Что там внутри на самом деле? Уж не аналог Сержио? Ирония! Достаточно было выставить наши хлипенькие, не выдерживающие никакой критики отношения на какое-никакое обозрение, чтобы открылись глаза. Он меня не просто не любит и не уважает — вообще ни в грош не ставит.
— Чертовски хорошенькая, — поправляет его Эперхарт.
И, судя по последним его словам, за все то время, что мы были вместе и я тихонько строила себе воздушные замки, для него ничего не изменилось. Вообще. Ничего. Не изменилось.
Я поднимаюсь на свой собственный этаж и несколько раз тычу карточкой в терминал. С силой ударяю в дверь ладонью. Запястье начинает саднить, а по щекам бегут слезы. Почему я не могу попасть в собственный номер?! Что за абсурд? Даже дверь против меня!
Это не та карточка. Люксовая же.
Запоздалое понимание того, какая я дура, как ни странно, накрывает облегчением. Дверь не виновата. Но запястье я повредила — молодец.
В свой номер я вваливаюсь с облегчением и начинаю рыться в сумке. На месте. Взяла! Подхватываю чемодан, счастливая, что не успела его разобрать, и направляюсь снова в номер Эперхарта.
Там я наклоняюсь над столом и, ругая себя за то, что не догадалась это сделать у себя, и опасливо косясь на дверь, заполняю чек суммой на пятьдесят тысяч долларов. На обратной стороне пишу:
«Я нарушила пункт о молчании и все рассказала Клинту. Счастливого тебе одиночества, Райан».
От Ванкувера до Сиэтла четыре с половиной часа на поезде. Рукой подать. Я думала, что потрачу это время на попытки принять меняющуюся жизнь, но вместо этого сажусь в поезд и отключаюсь. Я почти без вещей и радуюсь только одному: что запасной ключ от маминой квартиры остался у соседки. За оставленным на острове я не вернусь. Жалко мне только дорогие наушники, в которых я привыкла слушать иностранную речь, — подарок, кстати, Клинта, — и камушек с «фазенды» Эперхарта.