Контракт на молчание
Шрифт:
— Скажи еще раз, Вэл.
Он толкается в меня бедрами, хотя мы и в одежде. Но даже я вся горю от щек до кончиков пальцев ног. Это больно, так чертовски больно! Даже больнее, чем просыпаться после жарких снов о нем, снов, где он берет меня любыми способами.
— Что сказать-то? — ворчу я как старуха.
— Имя мое скажи.
— Да пошел ты на хер… Райан Эперхарт.
Он со стоном приникает к моим губам и рывком сдирает с меня брюки. Со стоном? На несколько секунд этот сюрприз меня притормаживает, но Эперхарт уже с силой разворачивает меня, наклоняет над кухонной тумбой и входит. Воспользоваться этим чудом ясности и отбиться я
Ох, как же, черт возьми, хорошо! Я пытаюсь подняться, и Эперхарт дергает меня за волосы к себе. Ни на одну секунду темп не сбавляет. С силой сжимает грудь.
— Валери, — хрипит Райан у самого моего уха. — Вэл…
— Что?
— Как же я зол на тебя, — выдыхает он стоном.
И меня накрывает. Я падаю обратно на стол грудью, закусываю свою руку, чтобы не кричать. Из-за Джули. Она испугается, если мама закричит. Она видела, как я бью посуду, и уже расстроена. Страшно подумать, что с ней станет, если вдруг Фай ее не удержит и она сюда ворвется. Боже, что я за мать?
Я едва успеваю отойти от сладких волн, как чувствую судорожно сжимающие бедра пальцы. Спины касается горячий лоб, а до моих ушей доносятся хрипловатые мужские стоны. Опоздавшие на три года. Я понимаю, что происходит что-то совсем уж странное, но этому ни капельки не рада.
— Забирай свой член из моей квартиры. Выметайся, — велю я холодно, придя в себя ожидаемо раньше Райана.
— Сначала познакомь меня с моей дочерью.
— Вот в таком виде? После того, как поимел ее мамочку? Она испугается. Дети не понимают, что взрослые кричат не только когда сердиты. Хочешь, чтобы она впервые увидела тебя таким?
— Хватит выворачивать правду удобным тебе образом. Никуда я не денусь. А ей два года, при всем уважении к моим мозгам, ни черта ей не догадаться, что происходит что-то из ряда вон. Где у тебя ванная?
Я умываюсь первой. Уже не имеет значения, что Райан стоит совсем близко. Не жалея прически, щедро плещу в лицо ледяной водой, но как только выпрямляюсь, Райан вдруг наклоняется к моему уху и вдыхает запах. В зеркале над раковиной отражаемся мы: я с застывшей гримасой сожаления на лице и он, эротично скользящий по моей шее носом. Капли воды стекают по лицу, подбородку, капают за ворот. Я хочу это вытереть, а не стоять тут как будто между нами что-то есть.
— Да оставишь ты меня в покое, а? — огрызаюсь я и отпихиваю Райана.
Такого он явно ожидает меньше всего, но на него я не смотрю. Промакиваю лицо полотенцем, но только собираюсь выйти из ванной, как он хватает меня снова. Прижимает к себе и зарывается в шею лицом еще раз. Его рука в моих теперь постриженных в стиле боб волосах. На пышных волнах эффект фантастический и, видимо, нравится не только мне, учитывая, как Эперхарт мнет пряди пальцами.
— Хватит беситься, — шепчет он, водя колючим подбородком по моей шее. — У меня прав злиться на тебя отнюдь не меньше. Ты вывезла из страны моего ребенка.
— Стоп. Я вывезла из страны себя, — безрезультатно отпихиваюсь я. — Отделить от себя ребенка я не могла. Да я вообще о ней не знала, если уж на то пошло. Срок был мизерный. Но сейчас я бы много отдала, чтобы позвонить тебе да послушать, что бы ты сказал в ответ на новость о моей беременности. А, Райан? Что бы ты сказал?
— Понятия не имею, — отвечает он и сам отступает.
Наконец-то. Я с трудом удерживаюсь от желания взъерошить волосы пальцами, чтобы стереть ощущение его прикосновений.
Знакомство проходит странно. Дядя Райан есть дядя Райан. Джули от него не в восторге, а помогать я не вижу смысла. Я умираю от желания вымолить прощение у Фай за устроенное за стенкой. Ей-то не два, она все поняла. Но сейчас это сделать невозможно.
Температура у малышки уже не такая высокая, но пока держится. Я автоматически прикладываю руку к ее лбу и обнаруживаю на предплечье алый след от укуса моих же зубов. Кажется, все его видят. И Райан, и Фай. Лишь спустя минут двадцать Джули начинает потихоньку с интересом поглядывать на Эперхарта, но ей уже пора спать. Вот только Райан уходить отказывается.
Когда я, справившись с укладыванием дочери, возвращаюсь в кухню, то застаю картинку уже вовсю общающихся за чаем гостей. Да, Фай тоже гостья, хоть и проводит времени здесь больше, чем у себя дома. О разбитых тарелках теперь напоминает только опустевшая посудная полка: должно быть, няня прибралась. Не Эперхарт же.
Перед Фай я извиняюсь, наверное, раз двенадцать — при каждом удобном случае, хотя вроде бы она отнеслась к позорному инциденту на удивление философски.
— Я пойду. Вам нужно хорошо поговорить, — заканчивает она свой собственный трудный вечер, оставляя нам право наслаждаться руганью в одиночестве.
Мне от одной этой мысли плохеет.
— Вы вернетесь на остров, — категорично начинает Райан.
— А, ну да. Тот самый урок, что ты преподал мне с Клинтом. Про Бриттани. Пожалуй, я воздержусь от собирания чемодана.
— Валери, если упрешься, я затаскаю тебя по судам, клянусь. Можешь оставаться здесь без дочери, но она поедет со мной сразу после окончания воркшопа.
— Нет.
— Думаешь, я шучу?
— Думаю — бредишь.
Мы спорим всю ночь до хрипоты, заламывания рук, взаимных обвинений, мерзких переходов на личности и упреков во всех бедах прошлого. Я оказываюсь мстительной дрянью, которая увезла ребенка, только чтобы отплатить ему за отсутствие любви в прошлом. Он — бесстыдным, бессердечным кобелем, которому плевать где и с кем. Такому ребенка не доверишь. Мы вспоминаем бывших, перечисляем друг другу наши худшие душевные качества. Мы проводим собственное судебное заседание, где выясняем, что оба — одинокие, ненадежные личности, у одного из которых нестабильное материальное положение, другой судится трижды в год, и оба имеют бреши в моральном облике. Один раз Эперхарт натурально хватается за телефон для звонка адвокату, а я выбиваю мобильный из рук, обеспечивая дисплею длинную трещину, после которой сенсор вряд ли способен на адекватную работу. Теперь я должна Райану мобильник, а мой счет в банке еще меньше.
И только к рассвету я осознаю страшную правду. Родитель здесь — я одна. А у Эперхарта, не имеющего чувств по отношению к дочери, цель — победить меня, а не сделать лучше ей. Разделить Джули на две половинки я никак не сумею, зато разборками в суде и совместной опекой по разные стороны Атлантики могу запросто искалечить Джули психику. Райан — не отступит ни за что. Для него есть только он и его желания. Для меня — больше нет. Я в заведомом проигрыше.
— Поговорю с Кайедом и закажу билет, — наконец говорю я, ничего ему не объясняя.