Контролер
Шрифт:
– Ты не ответил.
– Ну да, конечно.
– Конечно, – передразнил тот. – Ты пойми, Игорь, Россия...
«Священная наша держава... – пронеслось в голове у того. – Как раскудахтался, державный наш, поди, забыл уже...».
Ровно десять лет тому, прибывший в законный отпуск, старший сержант Коваленко стал свидетелем безобразной драки во дворе родительского дома, вернее, даже не драки, а избиения. Трое молодых, деревенского вида недорослей в дешевеньких спортивных костюмах от всей души метелили его отчима, успешного коммерсанта Павла Георгиевича.
Вообще-то,
– Валить! – визжал отчим, размазывая кровь и сопли по полным щекам. – Немедленно! Из этой вонючей страны!
– Успокойтесь, дядя Паша, – тихонько хихикая, несмотря трагизм ситуации, попросил Игорь, потому что воняло как раз не от страны, а от отчима.
Через часок-другой во двор приехали пацаны посерьезнее, шестеро на двух не очень новых иномарках. Игорь вздохнул и пошел во двор разбираться. Не успел выйти из подъезда, как на него бросились сразу четверо. Двор огласился леденящими душу воплями. Как выяснилось, трое из приехавших учились с ним в одном классе, а четвертый, бригадир всей этой команды, целых полтора года стоял с Игорем в паре на тренировках по самбо.
– Хрен с ним, с барыгой! – прорычал он. – А этого в машину!
Коваленко затащили в автомобиль и увезли, не вывезли, а именно, увезли на природу, где вся честная компания нажралась в лохмотья, а утомленный почти двухгодичной трезвостью воин – больше всех. Домой его приволокли неподвижного, как знамя в чехле, позвонили в дверь и испарились, оставив тушку на коврике. А отчим помнится, начал собирать документы на выезд и даже нанял репетитора по английскому.
Вообще, мутное тогда было время. Коммерсанты разводили народ и с энтузиазмом кидали друг друга. Бандиты шкурили коммерсантов и крышевали их от самих себя. Государство, занятое сугубо своими делами, в эти игры на свежем воздухе не вмешивалось, прощая и тем, и другим мелкие шалости и позволяя близким к себе уважаемым людям разворовывать себя и растаскивать по офшорам. Так все и было, боги на Олимпе, на земле – барыги с бандитами, а где-то за кустиками – менты в красивых фуражках и прочий чиновный люд в ожидании мелких подачек. Это потом, когда станет можно, все они повылазят оттуда и примутся за дело, да так ловко, что «лихие девяностые» многим покажутся утраченным раем. Это те, прежние, брали долю, нынешним, слугам государевым, подавай все и сразу.
Тогда, десять лет назад, Игорь раньше срока вернулся из отпуска и сразу же написал рапорт с просьбой оставить его в кадрах. Он совершенно не хотел становиться ни коммерсантом, ни бандитом, и то, и другое было в одинаковой степени противно. Вот и решил в компании ставших очень нечужих ему людей защищать тех, кто действительно трудился во благо России: пек хлеб, водил поезда, учил детишек и лечил больных.
–
– Да.
– О чем я сейчас говорил?
– О том, что мне пора подумать о карьере.
– Именно, – на сей раз, отчим извлек из другой уже шкатулки сигару и со вкусом принялся обезглавливать ее. – Твоя мать просила позаботиться, – щелкнул блестящей гильотинкой и стал любоваться делом своих рук. – Сам я этого не одобряю, потому что всего в жизни добился без чьей-либо помощи. – Раскурил сигару и выпустил в воздух первую струйку дыма.
– Спасибо за заботу...
– Благодарить будешь потом. В областном управлении милиции со дня на день освободится перспективная должность. Я уже переговорил кое с кем... Ты, кстати, кто у нас: капитан, майор?
– Подполковник.
– Неплохо. Награды есть?
– Да.
– Где служишь-то?
– В штабе округа, – и едва не добавил: – Писарем.
– Перспективы?
– Наблюдаются, – ничего деревянного под рукой не оказалось, поэтому он и не постучал. Напрасно.
– Видишь, как все удачно складывается, – Павел Георгиевич отпил из массивного толстостенного стакана и продолжил терзать сигару. – Молодой перспективный подполковник, орденоносец, бросает штабную работу в Москве и переезжает в провинцию, на передний край борьбы за правопорядок. Что скажешь?
Игорь представил себя на переднем крае, в серой красивой форме, автоматом на груди и почему-то с волшебной полосатой палочкой в руке. Сразу стало тоскливо.
– Понимаете, Павел Георгиевич... – но тот ничего понимать не желал. Собеседник завелся.
– Служишь в штабе, в тридцать один год уже подполковник, значит, строить отношения с руководством умеешь. Признаться, не ожидал.
– Я...
– Учти, должность, о которой я говорил, не только перспективная, но и, как бы сказать, – он пошевелил пальцами – политическая. С нее далеко шагнуть можно.
– Мне...
– С образованием, как я понимаю, у тебя не очень, – сам собою восхищенный родственник еще разок приложился к стакану. – Ничего, подучишься в нашем университете. Лет через пяток защитишь кандидатскую, а там и...
– Нет.
– Что ты сказал?
– Спасибо за участие в моей судьбе, но менять место службы я не буду.
– Ну, как знаешь, – и, мгновенно потеряв всяческий интерес к беседе, взял папку из лежащей перед ним стопки и углубился. Ступай. Встретимся за ужином, – он посмотрел на часы. – Через полтора часа. Не опаздывай.
Они не встретились за ужином, потому что через полтора часа Игорь уже запивал в привокзальном буфете сиреневый винегрет чем-то, издали напоминающим чай. Сразу же после беседы с отчимом, он собрал вещички и уехал. Совершенно, знаете ли, не улыбалось проводить время в компании мающегося государственными заботами хозяина дома, прислуги и охраны. На следующий день после дня рождения сестренки, мама укатила в Чехию, руководить отделкой квартиры в Праге. Чмокнула его в щеку и укатила, красивая, ухоженная, очень благополучная.