Контролер
Шрифт:
– Где он находится?
– Здесь, в медицинской части следственного изолятора. На этой неделе уже должны выписать.
– Вы будете присутствовать при моих допросах?
– Не уверен, к сожалению. Передачу получили?
– Да, спасибо.
– Есть ли жалобы по условиям содержания?
– Нет.
– Вот, и чудненько... – он едва заметно улыбнулся. – Не желаете закурить?
– Спасибо, еще не время.
– Не понял.
– Стараюсь вести здоровый образ жизни, худею, занимаюсь физкультурой, мало курю.
– Физкультура, – это хорошо, –
Он закрыл портфель и нажал на кнопку вызова конвоя.
– Скажите, вы впервые под следствием?
– Да.
– Мой вам добрый совет, – проговорил громко и отчетливо, – максимальная честность и открытость, почесал за ухом и стряхнул что-то с верхней губы указательным пальцем, – активное сотрудничество с органами – поправил скрытый в складках шеи, узел галстука. – Только это будет способствовать всестороннему и подробному расследованию вашего дела, – тут он слегка, то ли потянулся, то ли развел кулаки в стороны, как будто растягивал эспандер, – вы меня поняли?
– Да.
– Очень на это надеюсь, до свидания, увидимся в конце недели, – мы расстались, вполне довольные друг другом. Он двинулся дальше по своим делам, а я, состроив скорбную физиономию, поплелся назад в камеру, продолжать разминку.
Нырок под летящий в челюсть правый крюк, короткий удар с правой в живот, шаг назад и теперь ногой в голень, получи! Коленом в физиономию первому нападающему, добивающий удар ногой в голову упавшему, готово, минус один. Я плавно и, как мне показалось, грациозно, переместился назад и влево. Недостаточно грациозно, потому что вписался задом в угол стола. Зашипев от боли, шагнул вперед и заблокировал удар ногой второго нападающего. Подбил опорную ногу, развернулся и взял на излом колено. Минус два, оба воображаемых противника повержены, слава победителю, то есть мне.
Легкий кросс, дыхательные упражнения, водные процедуры. Что у нас дальше по распорядку? Правильно, послетренировочная медитация. Я уселся, скрестив ноги, на топчан, положил на колени руки со сведенными в колечки большими и указательными пальцами. Закрыл глаза и постарался расслабиться. Последнее получилось так себе, хотелось вскочить и носиться по камере.
Значит, Дед вышел на Волкова, а тот, в который уже раз, взялся спасать своего бывшего, опять обосравшегося по самые уши, бойца. Причем теперь не одного, а с напарником. Адвоката вот нанял. Как этот толстый сказал? Честность, сказал, открытость и сотрудничество. Думаю, я его понял правильно. Завтра же с утра и начнем.
Остаток недели я старался как мог, съеживался в страхе, когда на меня замахивались, вздрагивал от каждого крика, мямлил что-то неразборчивое. Даже всплакнул разок. Впрочем, все это скоро закончилось. То ли я оказался дерьмовым артистом и не слишком достоверно вжился в роль твари дрожащей, то ли кто-то решил, что я уже достаточно закошмарен и пора переходить ко второму акту комедии под названием «Допрос террориста», не знаю. С понедельника за меня взялся другой следователь. Именно такой, которого я и ожидал.
Глава 17
– Однако, – Волков внимательно осмотрел рухнувшего на стул Котова, – и морда же у тебя, Шарапов. Что пил вчера, лишенец?
– Спроси лучше, чего не пил, – Саня повертел в руках сигаретную пачку, глянул на нее с отвращением и спрятал в карман, – и не только вчера, но и с утра сегодня.
– Кажется, кто-то собирался работать...
– А я что делал?
– И что же ты, интересно, делал?
– Серега, ты помнишь, инструкцию для загранработы о вступлении в контакт и добыче информации?
– Пока не забыл.
– На случай, если что-то выпало из памяти, напоминаю: работа ведется на идейно-политической, финансовой основе, по принуждению...
– Короче!
– Это уж, как получится. Так вот, идейно-политическая основа прокатывала в лучшем случае один раз из сотни. Отсталые они там. Не велись на марксизм-ленинизм, хоть тресни.
– Да и нам он, признаться, тоже...
– Вот-вот. О финансах тоже говорить не будем, за те копейки, что нам выделяли...
– Это точно, – поддакнул Сергей, начиная понимать, куда клонит не до конца протрезвевший Котов.
– Принуждение, сам понимаешь, тоже отпадает. Короче, куда ни кинь, везде грабли. А работать-то надо, отчизна подвига требует, иначе, говорит, назад в Союз выгоню, коммунизм строить.
– А не хотелось.
– Не хотелось, – подтвердил Саня. – Лохами выглядеть не хотелось. Особенно по сравнению с другими. Вон у штатников полные карманы инвалюты, так они, если надо было, чиновников целыми министерствами скупали. Во главе с министрами. А мы?
– А что вы?
– А мы получали ту же информацию, но... – он протяжно зевнул.
– Может, кофе?
– Глядеть на него не могу. Я, если хочешь знать, заявился в контору в половине четвертого. Пару часов поспал, потом съел полтора литра этого самого кофе и за работу.
– Извини.
– Ничего. Так вот, мы добывали ту же информацию на основе внезапно возникшей между собутыльниками взаимной симпатии в процессе распития алкогольных напитков в особо крупных размерах. На пьянку выделенных денег худо-бедно хватало, а в желающих на халяву нажраться недостатка не было. Любят они это дело, спасу нет.
– С кем вчера пил?
– С очень хорошим человеком. Он раньше шестерил на одного из наших генералов, так тот его, мало того что с повышением кинул, так еще и долю зажал. Вот парень и обиделся. Когда по литру вискаря освоили, начал плакаться, ну а я не мешал.
– Подливал и поддакивал?
– Как учили в автошколе. Потом отвез его домой и сразу сюда. Как проснулся, сразу же проверил, что он там наболтал.
– В цвет?
– Очень, – Котов достал из кармана таблетку, проглотил и запил водичкой из кулера, – для такого дела даже печень не жалко, хотя, нет, все-таки жалко. У меня один товарищ трудился в нашей резидентуре в одной очень пьяной стране. Когда печенка перестала помещаться в организме, пришел к шефу и попросил вернуть его в Союз, дескать, не могу больше пить, цирроз на подходе.