Контролер
Шрифт:
Кирилла они встретили как родного, щедро угостили чаем с его же конфетами, поболтали, пошутили. А ночью вдруг попытались совершить с ним нечто, на языке протокола называемое «насильственными действиями сексуального характера в извращенной форме». Крикунов в положение изголодавшихся гостей отчизны войти отказался, завязалась оживленная дискуссия. В результате оба сексуально озабоченных оказались в местной больничке с нешуточными травмами первичных и вторичных половых признаков и серьезной перспективой полнейшей неспособности в будущем принимать участие в действиях сексуального
Вот, наконец, и он. Разодетый как жених, немного бледный и счастливый. Остановился, повернулся было в сторону СИЗО, но одернул себя. Не стоит оборачиваться в сторону узилища при выходе из него, а то опять туда же и вернешься.
Машина остановилась на светофоре.
– Как тебе на воле? – поинтересовался я у глазеющего в окно бывшего узника.
– Замечательно, – ответит тот. – Свежий воздух, вывески, люди ходят.
– Аналогично, коллега, а где твои?
– Ждут дома, так что я недолго, ладно?
– Это уж как получится, – вступил в разговор Берта, – и в порыве чувств огрел Киру по спине.
– Как поживает мадмуазель Пирожкова? – светски поинтересовался я.
– А я почем знаю? – удивился тот.
– Помнится, кто-то собирался забрать девушку с собой...
– Черт, я и забыл, что она Пирожкова. Докладываю, с Наденькой все в порядке, живет у меня. Утверждает, что наконец-то встретила мужчину своей мечты.
– И кто этот мужчина? – полюбопытствовал Сироткин.
– Идиот! – взревел Берта. – Конечно же, я, – и повернулся к присутствующим профилем, чтобы оценили.
– Слышишь меня? – человек в припаркованной у подъезда дома невнятного цвета «семерке», поднес ко рту миниатюрную рацию.
– Слышу нормально, – донеслось в ответ, – что нового?
– Пока ничего, ждем.
– А он точно придет?
– Придет, куда он денется. Ты там поаккуратнее, на стены не ссы и бычки не разбрасывай, понял?
– Да, понял я, понял – невысокий квадратный крепыш загасил о стенку сигарету и спрятал бычок в пакет. Поднял воротник куртки и присел на подоконник на лестничной клетке между пятым и шестым этажом.
– За освобождение! – поднял рюмку Берташевич.
– За победу, – добавил Волков.
– За нашу победу, – уточнил бородатый блондин Квадратов, грубиян и бывший сослуживец Котова.
– Горько! – заорал Саня, – такой, вот, получился первый тост.
Нас с Кирой гуляли в знакомом до боли заведении, ресторанчике на Соколе, любимом месте отдыха и банкетов Волкова и его компании. Мне уже доводилось бывать здесь, и не раз. По-моему, это заведение принадлежало кому-то из наших бывших, по крайней мере, кормили здесь здорово, обслуживали как родных, деньги за все это требовали весьма умеренные. Как всегда, наша компания оккупировала отдельный кабинет, и веселье началось.
– Не лопни, – подтолкнул меня коленом Кира и разом проглотил целую отбивную. Мы с ним сидели во главе длинного прямоугольного стола, радостные и смущенные, прямо, как жених с невестой на свадебном пиру. После скромного тюремного рациона, обилие закусок на нем потрясало и вызывало легкий паралич. Когда паралич прошел, мы показали присутствующим, как умеют жрать у нас в СИЗО номер один.
– Все под контролем, – бодро ответил я, сооружая скромный трехэтажный бутерброд с ветчиной, карбонатом и снова ветчиной. Откусил сразу половину и едва не потерял сознание от гаммы вкусов.
– За виновников торжества! – провозгласил Берташевич и полез чокаться – Вы, вообще, пить сегодня собираетесь или как?
– А жрать кто за нас будет? – огрызнулся Кира. – Пушкин Александр Сергеевич?
– Не гони, Берта, – попросил я, – все в свое время. – Не скажу, что за время отсидки заделался трезвенником горбачевского разлива, просто почему-то поесть хотелось больше, чем выпить.
Под третий тост мы все-таки выпили, до дна и не чокаясь. Потом еще немного поели.
– Тормози! – скомандовал я и мы, откинувшись на стульях, блаженно застыли, как удавы после визита в кремлевский буфет, переводя дух и набираясь сил.
– Внимание, движение у подъезда.
– Клиент? – с надеждой спросил крепыш.
– Нет, какой-то лох с букетом.
Лифт в подъезде, как водится, не работал. Стоящий у окна хорошо слышал, как хлопнула дверь, и кто-то принялся подниматься по ступенькам. Вдобавок ко всему, этот кто-то еще и пел, тонким, почти детским голоском, немилосердно при этом фальшивя. Певун дошел до пятого этажа и поднялся еще на пролет вверх: недешево и со вкусом наряженный невысокий, можно сказать, мелкий субъект щуплого сложения. Ангелоподобное личико в обрамлении длинных, спадающих на воротник дубленки, волнистых волос. Увидав стоящего между этажами у окна, пение прекратил и тихонько прошел мимо, прижимая к груди здоровенный, стеблей на пятнадцать, букет чайных роз. Крепыш в очередной раз закурил и повернулся к окну.
– Мужик, эй мужик – вдруг пропищали сзади.
– Чего тебе? – не оборачиваясь, спросил тот.
– Мужик, ну че ты?
– Мужики в поле. – наставительно проговорил крепыш, разворачиваясь. И тут же осекся: из букета на него смотрел удлиненный глушителем ствол.
– Ну все, я домой, – Кирилл поднялся на ноги, сделал компании ручкой и, бросив прощальный взгляд в сторону осетрины, заспешил к выходу – Увидимся.
– Созвонимся завтра.
– Лучше послезавтра.
– Погоди, – Котов встал из-за стола и двинулся следом. – Сейчас тебя отвезут.
– Честно говоря, я бы немного прошелся.
– У нас так не принято. – Он приобнял бывшего арестанта за плечи. – Да и не стоит в первый день на воле дразнить судьбу. Вот я, помню... – они вышли.
Через несколько минут Саня вернулся в компании очень интересной пары: седой, слегка лысоватый мужик, лет на десять старше Волкова и... та самая дама из тира, только на сей раз без пистолетов.
– Зови просто Юрой, – представился спутник моей случайной знакомой.