Контролер
Шрифт:
– Которые они проведут в следственном изоляторе.
– Прекрати, наконец, перебивать!
– Извини.
– В их случае до пяти лет лишения свободы.
– С какой радости?
– С такой, потому что совершено то же деяние, но с применением насилия.
– Хреново.
– Но, – генерал сделал паузу, – в мае ожидается амнистия по случаю годовщины Победы. У твоих мальцов, надеюсь, боевые награды имеются?
– Обязательно.
– Значит, подпадут под нее.
– А если не подпадут?
– Должны.
– Все,
– А как пойдет?
– Первая часть триста тридцатой или снятие всех обвинений.
– Наглый ты, – генерал тяжко вздохнул.
– Точно, наглый, – согласился собеседник, – с вами иначе нельзя. Ладно, я пошел.
– Пока, – генерал протянул руку, – а, знаешь, Витальевич, я ведь увольняюсь.
– Выгоняют?
– Сам.
– Когда?
– С твоими орлами разберусь и сразу подам рапорт.
– Твердо решил?
– Тверже некуда.
Глава 21
Тому, что произошло потом, трудно было подыскать объяснение. Обо мне просто-напросто забыли. Все, начиная с умненького изувера Сотника и заканчивая собственным адвокатом, причем, на целую неделю. Семь дней я прожил в совершенном недоумении, чувствуя себя не то Эдмоном Дантесом в замке Иф, не то тем самым неуловимым Джо из анекдота.
Что случилось? В стране произошел переворот, старые органы власти в полном составе укатили в Лондон, а новые все никак не могут поделить портфели? Генпрокуратуру наконец-то переподчинили Чубайсу и тот, разогнав следаков и прокуроров, привел в это славное заведение табун эффективных менеджеров? Или это какая-то очередная уловка Дровосека? Ничто, знаете ли, так не расшатывает психику, как полное непонимание ситуации и ненужные мысли.
Если так, то надо меньше думать. А потому я постарался максимально загрузить себя физически: чередовал уборки со стирками, усиленно занимался физкультурой и взахлеб читал на ночь Карла Маркса. В результате всего этого умудрился не впасть в истерику и даже улучшил пару личных рекордов: в кроссе по пересеченной местности и в усвоении трудов классика (прочел за раз почти страницу, правда, ни черта не понял).
Через неделю заявился господин Тищенко собственной персоной, в марлевой повязке на физиономии.
– Что нового, мэтр? – спросил я.
– Есть хорошие новости, а есть и плохие. С каких начать?
– Давайте уж сразу с плохих.
– В Москве эпидемия гриппа, – он чихнул, – врачи рекомендуют поменьше бывать в людных местах и вообще, сократить общение до минимума. Эта плохая новость.
– Плохая, – согласился я, – еще что-нибудь?
– Лично для вас здесь угроза заболеть минимальна. А вот это – хорошая.
– Единственная?
– Пока – да, но... – тут он едва заметно подмигнул и закашлялся – Надо верить в лучшее.
– Очень хотелось бы.
– Побольше оптимизма, мой друг, – он высморкался, – уже
– Наверное, это встречная электричка.
– Вы все-таки неисправимый нытик, – весело сказал он, – впрочем, мы отвлеклись. Давайте-ка поговорим о делах наших.
– Скорбных.
– Я бы так не сказал.
– Продолжайте сотрудничать со следствием, – посоветовал он напоследок.
– Непременно, – улыбнулся я. Хорошее настроение, оказывается, передается при общении не хуже, чем грипп. – Кстати, как там мой товарищ?
– Бодр, активен, стойко переносит тяготы и лишения. Сон, аппетит – в норме. Читает Достоевского. Предельно честен с органами. Велел вам кланяться.
– Спасибо. Если можно, передавайте ему привет.
– Для нас нет ничего невозможного, – он нажал на кнопку.
Вошел конвой и дальше все, как всегда: меня повели в узилище, а господин Тищенко своим ходом двинулся на волю, навстречу гриппу.
Вечером за мной пришли два «гражданина начальника», молодые, здоровенные, веселые и самую малость поддатые. Я встал и замер в ожидании «Руки за спину». Не дождался.
– Коваленко, с вещами на выход.
– Неужели на свободу?
– Щас. Пойдешь в общую хату. Пожил в люксе и достаточно.
– Куда? – переспросил я, собирая пожитки.
– Ну, ты совсем тупой. В общую, говорю, к злодеям, – радостно сообщил высоченный рыжий детина.
– К убийцам, насильникам и маньякам, – добавил его напарник, стриженный налысо толстяк с красным лицом любителя простого русского застолья. – Поздравляю, ночка тебе предстоит классная.
– Точно, – подтвердил рыжий. – До смерти не забудешь, – и деловито поинтересовался: – Вазелин есть?
– Нету, – грустно прошептал я.
– Не повезло тебе, – вступил в разговор толстяк, – без вазелина еще больнее.
Я не стал спрашивать, на чем основаны столь глубокие познания: рассказах друзей или собственном богатом опыте. Просто поверил на слово.
– Готов?
– Готов, – ответил я голосом, полным скорби, – а нельзя ли...
– Нельзя, – прорычал рыжий, – на выход, марш!
Прощай, ставшая родным домом, одиночка. Как славно и спокойно жилось мне здесь. Что-то будет дальше? Я тяжело вздохнул и потопал на выход.
Злодеев в стандартной четырехместной камере оказалось аж двое.
– Здорово, – проговорил высокий худощавый мужик в очках и протянул руку, – я Антон.
– Игорь.
– Ты, надеюсь, не из?..
– Да, не парься Тоха, и так видно, что приличный человек, – коротко стриженный невысокий крепыш с явно армейской выправкой, крепко сжал мою ладонь, – Виктор, я здесь старший.
– Игорь. Не возражаю.
– За что сидишь? Если не хочешь, не говори.
– Сам не пойму.
– Значит, третьим будешь, – оба сокамерника расхохотались. А я – следом.