Контрольный выстрел
Шрифт:
Но когда она принесла по чашке душистого кофе и снова вышла, лишь притворив дверь, Турецкий не счел за труд, поднялся из глубокого и удобного кресла, стоящего возле круглого столика, подошел к двери и демонстративно плотно закрыл ее. Поселков, сидя напротив с закинутой одна на другую ногой, с улыбкой проследил за его действиями и кивнул понимающе. Саша не знал, как будет дальше, но пока этот человек ему откровенно нравился.
Рассказ Турецкого касался лишь самого основного: автомобиля, директора гостиницы Волкова, Николая Николаевича Поселкова, фигурирующего в карточке учета сданных напрокат автомобилей, и наконец, причины интереса к данному апельсинового цвета «фольксвагену».
Он выслушал спокойно — настолько, насколько это дело не касалось его лично. И в сущности, повторил сказанное вчера вечером его супругой, но это не было дословным повторением, которое могло бы подразумевать сговор. Однако в его информации Саша не нашел буквально ни одного нового факта. То есть то же самое, но просто другими словами. Или он умен как черт, или Турецкий строил свой замок на сыпучем песке. Он даже пары фамилий отцовских приятелей назвать не мог, объяснив тем, что связи разорвались еще при жизни отца, а уж после смерти бывшие друзья и сослуживцы вообще звонить перестали. Тут все как раз было понятно: обычное дело. Всю же историю с присутствием отцовской фамилии в учетной карточке Волкова Алексей Николаевич объяснил очень просто: жулики ж сидят везде. Мертвые души еще как бывают нужны. И больше того, он лично готов даже подать в суд на прохиндея бизнесмена за то, что тот использовал его имя для своих корыстных целей и тем самым нанес моральный ущерб.
Тут Поселков усмехнулся и заявил:
— А сумму, покрывающую мой ущерб, я готов согласовать с вами, дорогой мой спортивный коллега. А что, в самом деле? Давайте его прижучим, сдерем гонорар и честно поделим пополам? Я лично не против. А вы?
Да конечно, заманчиво. Но и утопично. И тем не менее Саша посоветовал ему не церемониться с «грызуном», а потом объяснил, почему так назвал Волкова. Алексей Николаевич хохотал, как ребенок — заливисто и искренне. И Саше почему-то снова не захотелось портить себе впечатление о нем. Он решил выяснить два важных для себя вопроса: чем занимается «Мостранслес» и как он втиснулся в дебри бывшего партийного заповедника, позже и другими путями.
Поэтому Саша постарался свернуть беседу, допил остывший кофе и поднялся, чтобы сказать «до свиданья». Но Поселков, попросив минуту обождать, вышел из кабинета в приемную и, вернувшись, вручил целую пачку ярких, красочных буклетов, сказав, что это вкратце объяснит при необходимости, чем занимается его фирма, когда образована и с какой стати. Именно так: с какой стати. И это последнее тоже очень Турецкому понравилось. Расстались они почти по-приятельски.
Спускаясь в лифте, он все думал о том, что следователю редко выпадает удача общаться не с жуликами, а с нормальными честными людьми. Похоже, Поселков-сын был из таких. К сожалению, ничего нельзя было пока сказать о его родителе.
Единственное свинство, которое Саша просто не мог себе не позволить, а точнее, не удержался от него, было следующее. Проходя уже к выходу в сопровождении президента фирмы, он как бы заметил в одном из помещений диван, сделав удивленное выражение лица, и двусмысленно хмыкнул. И, обернувшись, увидел, как залилось густым румянцем лицо Татьяны Павловны. Но Алексей Николаевич отреагировал по-своему:
— Это жизнь, Александр Борисович, чему удивляться?..
Молодец парень — вот все, что можно было сказать. Что же касается Татьяны Павловны, то у Саши уже сложилось окончательное мнение в ее отношении. Ее испуг и растерянность, ее определенная наигранная наглость есть не что иное, как страх за собственную шкуру, как ни скверно это звучит. Естественно, ночь она провела с Олегом и на что-то рассчитывала, но Олег тоже не дурак, сделал свое дело и благополучно побежал к пруду в Останкино. Значит, мадам и у Славки потеряла, и у Олега не приобрела. А Сашино появление поставило под угрозу вообще ее дальнейшее пребывание в фирме Поселкова. Занервничаешь… Ну и черт с ней. В принципе ее откровения никому теперь особенно и не нужны. Четким свидетельским показанием тот факт, что машина некоторое время стояла и только потом взорвалась, подтверждать нет нужды. Достаточно того, что это уже знал Турецкий. Дело о взрыве и убийстве сегодня будет прекращено, но теперь нужен «курьер». И на возможность или невозможность найти его следы свидетельство Грибовой никак повлиять не могло. А значит, и нужда в ней отпадает.
Едва он вошел в свой кабинет, как раздался звонок внутреннего телефона.
— Ну наконец-то! — Меркулов был сердит. — В чем дело, мы же договорились закончить твое дело с утра! Я сижу, как дурак…
Саша еле сдержался, чтобы не задать наивный вопрос: «Костя, почему — как?» Но ответил спокойно, без тени улыбки:
— Извини, Костя, но я с семи утра уже ношусь по Москве. Только что был в фирме этого Поселкова, пустой номер, Костя.
— Пустой, значит, пустой, — без всяких эмоций отреагировал Меркулов. — Давай возьми дело, все ему сопутствующее и иди ко мне.
Со дня убийства прошла неделя, с того момента, как Турецкий взял в руки тонкую папочку с несколькими листками дела — сегодня шестой день. А ощущение такое, что расследование длится вечно. Устал уже от него. Вон одних свидетельских показаний на добрый килограмм. А ведь еще нет заключений от криминалистов по поводу машины, анализа от Кима Курзаева, материалов по списку прилетевших из Франкфурта пассажиров… И многого другого.
Саша забрал у Клавдии Сергеевны пакет из МУРа с фотороботами и всю кипу материалов выложил на приставном столе в кабинете Меркулова. Когда взялся за пакет, почему-то почувствовал слабую дрожь в пальцах. Будто держал в руках предсказание своей судьбы.
— Посмотрим? — спросил у Кости.
— Вскрывай, — кивнул он и зачем-то поднялся.
Саша достал из плотного конверта два листа. Положил их рядом на Костин стол. Обошел его и стал рядом с Меркуловым. Да, конечно, они могли ожидать большего. Про оба портрета можно было бы сказать, что они кого-то отдаленно напоминают, но в то же время совершенно незнакомы. Турецкий понял скептическую оценку работы незнакомой ему Верой Константиновной, новой сотрудницей НТО, и Володей Яковлевым, которые еще вчера заявили, что сведения слишком расплывчатые, а человека можно узнать лишь при большом желании. Словом, мало чем сумел помочь Семен Червоненко. Изображенные на портретах, вероятно, в силу присутствия у шофера Сени какого-то своеобразного художественного видения, а возможно, как раз наоборот, ввиду его полного отсутствия, выглядели словно молочные братья. И именно как роботы, а не люди с их индивидуальными чертами лица. Но вот же чертовщина какая, один из них, с тонкой чертой усиков на верхней губе, кого-то Саше определенно напоминал. Он посмотрел на Костю, тот на него, они дружно пожали плечами, а Костя, не теряя зря времени, сунул оба фоторобота в конверт и небрежно откинул его на край стола, чтобы больше к ним не возвращаться. Саша знал эту его манеру решать некоторые вопросы быстро и категорично. Ну что ж, нет так нет…
Затем совместными усилиями было составлено мотивированное постановление о прекращении дела об убийстве С. Е. Алмазова в связи со смертью обвиняемого В. А. Кочерги. Когда покончили и с этим вопросом, Костя встал из-за стола и пошел к окну — постоял в излюбленной своей позе капитана Немо, провожающего соратников в последний путь. Была такая картинка в старой книге: одна рука на груди, пятерня другой сжимает подбородок. Впечатляло. Раньше, но теперь-то уж нет.
— Пойду-ка я к себе, Костя, — сказал Саша без всякой надежды получить хоть какой-нибудь толковый совет.
— Федоров по списку «Люфтганзы» не звонил? — словно пробудился Костя, не оборачиваясь от окна.
— Нет пока. Сейчас поспрошаю Кима и наше НТО. А с ними чего будем делать?
— Как это — чего? Грамотей, прости Господи… Я хочу продумать вопрос, как нам твоего господина Волкова на того полковника из ФСБ перекинуть, вот вопрос. И какую пользу от этой рокировки получить. Чего от них взамен потребовать. Ладно, иди пока, но, если уедешь, обязательно сообщи. А вообще-то одна мысль у меня наклевывается… но позже, позже.