Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
И тут же сообщается о блестящих действиях войск, окруженных со всех сторон злобным и беспощадным врагом:
«Велики были отвага, выдержка… Стремительность нападения войск Южной группы вызывала растерянность и панику во всех частях противника…»
Не вступая в бой и с красными, Махно выделил отряд во главе с отчаянным матросом. Верному ему и делу анархии одноглазому молдаванину поставил одну-единственную задачу — захватить колонну с «пироксилином».
Одноглазый, столь же хитрый, как и отчаянный, свернув черный стяг и подстегнув к нему кумачовое полотнище, выдавая себя за партизанский отряд Врадиевской волости,
В Пеньках хуторяне на славу угостили флотских, сами тянулись к чарке… Одноглазый Халупа успел выслать вперед своих людей.
Сентябрьская ночь на Уманщине непроглядна, кругом — тьма кромешная. Деготь! Подумал-подумал Куценко и не пошел на сеновал — любимое место отдыха. Полез в бронемашину «Марат». Опустившись на поворотную лапу-сиденье, положив руки на задок пулемета, вмиг уснул.
Снилось командиру: его судно «Отважный» попало в шторм. Высокие волны тяжкими молотами бьют в борта, и с каждым ударом острые выступы корабельной оснастки вонзаются в омертвевшее тело. Стремительный полет в пучину, и… зажавшая подбородок турель встряхнула моряка.
Без включенного двигателя, без моторов «цоб-цобе» «Марат» вовсю летел вперед. Пока пробуждавшееся сознание переводило его с борта миноносца в люк броневика, Куценко успел получить еще несколько внушительных тумаков.
Первым делом моряк пустил в ход руки. Успокоился — нащупал на дне машины два окованных жестью ящика. Пресловутый «пироксилин» — фамильный жемчуг и бриллианты всех именитых петроградских, московских, киевских семей — цел… Удирая под крылышко англо-франко-греческих десантов, буржуазия и дворянская знать перевели свои ценности из столичных сейфов в банки Одессы. Стремительный удар советских дивизий весной 1919 года освободил столицу Черноморья от оккупантов, а буржуазию — от их сокровищ.
Куценко судорожно прилип к смотровой щели. Ночной мрак только начал таять, а все же зоркий глаз моряка уловил очертания бешено мчащейся упряжки в три уноса и размахивающих плетьми чужих ездовых. Неслись под уклоны иные упряжки… Факт! Самое ценное находилось здесь, на дне «Марата». Но и в прочие машины втиснуты кофры, переполненные золотом, иностранной валютой. А теперь — в одну ночь республика лишилась несметного богатства. А почему? — терзал себя моряк… Ждать заслуженного или же самому вынести себе приговор? Что? Зря напутствовали его? И кто? Весь Реввоенсовет! Затонский сказал с присущей ему мягкостью: «На вас, товарищ Куценко, и на ваших ребят вся надежда!» А Гамарник, как всегда энергично размахивая руками, гремел перед строем моряков: «Чтоб отстоять свободу, Ленин создал нашу могучую Красную Армию. Чтоб справиться потом с разрухой, Ленину понадобится много золота!» Якир же провожал отряд известным стишком: «Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат…» А куда, думал моряк, укатилось золото, которое так нужно Ленину для борьбы с разрухой?..
Куценко сорвал с себя бескозырку. В его голове пылало, как в судовой топке. Хватая воздух, он, словно поддувало, широко распахнул рот. И враз успокоился. Вот кабы он пошел на сеновал, манивший пьянящим духом свежескошенной вики… А здесь, пока котелок варит и руки целы, еще не все пропало…
С самого начала, когда перешли на воловью тягу, было решено — «Марат», одну из всех машин, иметь все время если не «под парами», то «с парами». Его баки не опоражнивались.
Выждав
Куценко прильнул к прицелу, нажал на холодные гашетки. И тут зашелся звонким треском, затрясся в боевом ознобе «гочкис», посшибал горячим вихрем ездовых, уложил враз головную пару ломовиков. Задние уносы запутались в постромках, заметались… Катясь вперед, бронемашина разъединилась с вагой упряжки.
Стало постепенно светать. Опомнившиеся махновцы, спешившись, залегли на буграх, открыли огонь. Но «Марат», злобно урча, уже пошел. Пошел, настигая удиравших к ближайшему перелеску ездовых. А из Пеньков, неуклюже размахивая руками, неслись на неоседланных хуторских лошадках моряки бронероты. Деревянная кавалерия!..
Отряд одноглазого, вскочив на лошадей, умчался на юг. А навстречу летела группа всадников — всего человек пять. Шестой был тезка Якира — Иона Гайдук. И он торопился — вез словесный приказ начальнику авангарда.
Издалека еще якировский гонец узнал земляка. Пустил в ход шпоры, обнажил клинок. А одноглазый, рванув из рук знаменщика стяг, потряс им высоко над головой. Один помчался навстречу опасности. Загорланил на всю степь:
— Обратно встрелись, Ионул! Зараз мы уже с тобой одним божьим угодникам служим. Повернул я все же на твою дорожку… Только вот тороплюсь. Ждет меня товарищ Федько. От него посланный…
Рука с клинком опустилась. Засияли глаза Гайдука. Радость! Наконец-то! Образумился Свирька. А Свирид, торопясь, на ходу бросил:
— Чуть не зацапал вражий броневик. Лопухнулся… Чудом унес ноги. Не заглянул в нутро. Думал — порожний… Прощавай, Ионул! Как молдаван молдавану скажу — рву на себе шерсть, лопухнулся… Гляди ж, не напорись и ты на вражью силу…
Разъехались в разные стороны «дружки». А навстречу Гайдуку матросы с неоседланных коней вопят — не повстречал ли он махновцев? Вот тут повернул Иона с флотскими. Пригнулся в седле. В ушах засвистело. Комья пашни полетели из-под копыт. Снял Гайдук с плеча карабин. Скрипнул зубами. Еще поприжал коня. Пальнул, сшиб наземь Свирида. А он, вражий сын, врос в землю своими грузными подпорками, прижал обрез к плечу. Щелк — и летит Иона Гайдук вместе со своим скакуном в преисподнюю.
Подскочили махновцы, сгребли в седло одноглазого, уволокли его в широкую степь. Подоспели и товарищи Гайдука, стряхнули с него траву, пыль, усадили сердитого и молчаливого на другого коня. Уже в Пеньках Иона прошипел сквозь зубы:
— Не могу себе простить — не всадил сразу всю обойму в ту гадюку…
Да, провинились «альбатросы двух морей». Но не только проштрафились… За ту ночь не было никому ни взысканий, ни наград. Но 4 сентября 1919 года Реввоенсовет Южной группы подписал знаменитый приказ. Тем приказом возвещалось: пьянство будет караться расстрелом.
Спустя пять недель Котовский, отправляясь из-под Киева на Ленинградский фронт, назовет Куценко, командира «альбатросов», примерным воином и смелым революционером.
После той памятной ночи пришел ясный погожий день. Засияло солнце. Кругом засверкала роса. Замычала худоба на хуторе. Покидая бивуак на его толоке, ей вторили волы из колонны, впереди которой неизменно следовал конный матрос с предостерегающей табличкой «Пироксилин».
МЕЛЬХИОРОВЫЙ СВИСТОК