Копьё Маары
Шрифт:
– Енисея!
– Не подходи…
– Убей его! – шептал Велимудр, бледнея и хватаясь за горло.
Олеб бросил меч к ногам Енисеи:
– Ты не ведаешь, что творишь, но я не стану причиной твоей погибели. Хочешь смерти моей – ты получишь ее.
Не опуская кинжалов, Енисея осторожно шагнула к нему, Велимудр – в противоположном направлении, стараясь обойти Олеба со спины. Юноша не сдвинулся с места, пристально наблюдая за передвижениями девушки.
– Енисея, не делай того, о чем потом станешь жалеть всю жизнь, – как можно спокойнее проговорил он. – Это я, твой суженый Олеб. Мы договорились о том у ручья близ Аркаима, после битвы с грифонами. – Енисея остановилась. – Ты сказала, что не хочешь ничего обо мне знать, так как без позволения батюшки твоего ни руку свою, ни сердце обещать не можешь. На что мы сговорились отправиться к нему. – Девушка замерла: Олеб говорил то, что знали только он и она, ни один призрак не мог бы повторить в точности то, что говорилось тогда между ними. – Батюшка твой принял меня гневной речью, назвав бесполезным дураком, но вмешалась ты, просила, чтобы он испытал меня…
– Говори еще. – Енисея опустила кинжалы и закусила губу от волнения.
– Он отправил меня на поиски шкуры Золотой Козы.
– Ты смог ее найти?!
Олеб медленно, продолжая внимательно следить за девушкой, вытащил из-за пазухи сверток.
Жуткий крик разорвал нависшую над ними тишину – это старик Велимудр, добравшись до брошенного Олебом меча, схватил его рукоять дрожащими руками и, с трудом подняв, направил на юношу. Собрав все свои силы, он замахнулся и бросился на него:
– Убью!
Енисея, забыв про свои кинжалы, бросилась к отцу.
Одно ее стремительное движение, тяжелый звон стали. Но что это?
Старик вдруг прижал к груди руки. Между пальцами, пульсируя, пробивалась кровь. Горячими струйками стекала по рукам, пропитывала серебристое одеяние волхва. Ранен? Убит? И кем?..
– Батюшка… Что? Кто? Неужели это я тебя убила… – От страшной догадки Енисея похолодела.
Она перевела взгляд на Олеба. Его бледное лицо со впавшими почерневшими глазницами уже ничего не выражало. Под сердцем – рукоять меча, а кровавое пятно быстро растекалось по груди. Тяжелый сверток безвольно упал из рук на нефритовый пол: золотая шелковистая шерсть роскошными волнами застыла на черных плитах. Олеб качнулся и рухнул Енисее под ноги.
Енисея словно оцепенела.
– Демоны, – успел прошептать отец, невидящим взором уставившись в потолок, медленно осел и упал недвижимо.
– Батюшка! – бросилась к нему девушка. Она все еще не понимала, что произошло, и главное – как. – Батюшка! Не уходи, не оставляй меня! – Она подхватила иссушенное годами тело волхва, приподняла голову. Заглянула в помертвевшее лицо. Горе крепким обручем перехватило грудь, не давая дышать. – Убила… Прости! Прости меня… Как так получилось? Не понимаю… Простите оба, это все я… Святые боги! Помогите!
Под высокие своды черного тронного зала холодный ветер еще долго уносил ее плач, не в силах помочь человеческому горю и тем более что-то исправить.
По снежной равнине шла, сердито размахивая руками, черноволосая девочка лет тринадцати, сурово перебиралась через ледяные торосы, обходила трещины и опасные на вид расселины.
– Вот же, волшебники-колдуны-маги-чародеи! – причитала она. – Дались мне ваши секреты и тайны «дружу – не дружу»! Черт-те куда затащили, мозг своей чепухой вынесли, и еще в довершение всего исчезли куда-то!
Она торопливо преодолевала торосы, то и дело падала в глубокие сугробы, проваливаясь в расселины по колено. С трудом поднималась и шла снова вперед. Плотный наст вокруг серебрился, отражая яркое и холодное арктическое солнце.
– Хоть бы людей найти, честное слово, – бурчала девочка. – Только нормальных! С одеждой, едой, нормальными человеческими разговорами… А то про этих и в школе рассказать стыдно. За больную примут, в больничку посоветуют прилечь. – Она снова замолчала, с трудом выбираясь из сугроба. – Да я и сама туда пойду… Там хорошо. Добрые тетеньки в белых халатах. Ни тебе тумана черного, ни дымящихся дамочек.
Внезапно она замолчала.
Возмущаясь своей незавидной долей, девочка не заметила, как ступила на лед. Гладкий, словно отполированный.
Изумрудно-синий.
Где-то там, под толщей льда, важно проплывали чьи-то безмолвные тени, показывали серебристые спины и исчезали в глубине. Потом мелькнула еще тень. Под ногами, у самой поверхности, блеснула чешуей и скрылась в толще воды большая рыба…
Она вдруг поняла, что не может больше сделать ни шагу. Липкий, противный страх подкрался к горлу, перехватил, как жесткий ошейник собачью шею. Внезапно сделавшаяся такой неудобной обувь из веток и листьев не защищала от холода, да и оказалась очень скользкой.
Будто ледяной водой окатило с головы до ног – куда она идет?
Аякчаана сделала несколько неуверенных шагов назад. Единственное, что важно, – вернуться.
В ослепительном свете, пробивая толщу голубого льда, всего в сотне метров от девочки из океанской глубины вырвался гигантский кит.
Сделав грациозное сальто в воздухе, животное с грохотом плюхнулось в океан.
Лед с оглушительным треском разошелся, распался на тысячи фрагментов. Скользких, пропитанных морской водой и оттого особенно опасных.
Волны поднялись такие, что лед заходил ходуном и Аякчаана едва удержалась на ногах. Она легла на мокрую гладкую поверхность, прильнула к ней животом, стараясь не соскользнуть в морскую пучину и молясь, чтобы кит не захотел сделать еще такое же сальто.
– А-а! – протяжно вопила она. – Помогите!
– Расслабься и закрой глаза. – Спокойный голос деда заставил ее вздрогнуть. Голос раздавался у самого уха, слышался отчетливо и ясно.
– Дедушка Учур, ты где? – в голос ревела испуганная Аякчаана.
– Я здесь, рядом, – услышала она в ответ и, приглядевшись, увидела полупрозрачный силуэт деда. Он сидел все так же, как она запомнила его, – у подножия города Каменных людей. – Я все время рядом с тобой, ты же знаешь.
– Я потерялась! Я не могу вернуться! Дедушка, помоги!
Дедушка Учур улыбнулся.
– Где ты сейчас только что была? – Голос такой спокойный, будто просит чай с мятой приготовить на их маленькой, вымытой до блеска кухне.
– Во дворце Маары, – ответила Аякчаана.