Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории (сборник)
Шрифт:
Он заморгал, опустил пистолет. Его возмутил подобный вопрос. «Как, чтобы я не справился, чтобы мои слова не подошли?» Он распрямился и сердито посмотрел на затянутое пеплом небо.
«В самый раз», — заявил он. Прекрасно, что весь последний обряд совершает лишь один человек. Разве было бы лучше, если бы ватага каменотесов суетилась вокруг надгробной плиты, натыкаясь на руки друг друга в неуклюжей попытке выбить на ней эпитафию человечеству? Или же шайка писак бесконечно спорила бы над некрологом Адамову роду, пихаясь и тычась во все стороны,
Нет, так гораздо лучше — один человек, переживающий блистательную агонию, один голос, произносящий последнее слово, ставящий точки над «i», а затем прощание с господством человека, исполненное пусть и не в возрождающих к жизни, но искусных стихах.
«И этот человек я, я этот голос! Благословленные этой финальной возможностью, только одни мои слова, без миллиона других, сливающихся с ними, только мои строки звенят в вечности, и некому их прервать».
Он вздохнул и снова принялся писать.
И чтобы стать по-настоящему особым. Уничтоженье всех других людей По…Он тревожно вскинул голову — с другой стороны захламленной долины донесся некий звук.
— А? — пробормотал он, — Что такое?
Он заморгал, всматриваясь покрасневшими глазами, наклонил голову набок, сощурился. А потом его нижняя челюсть начала опускаться все ниже и ниже, пока рот не превратился в жерло потухшего вулкана.
По долине ковылял человек и махал ему рукой. Он смотрел, как зола поднимается клубами вокруг хромающего человека, и его разум вдруг совершенно онемел.
Представитель его вида! Товарищ, еще один голос, который можно услышать, еще один…
Человек дохромал поближе.
— Друг! — выкрикнул незнакомец в изумлении.
И внезапно, когда он услышал, как этот голос вторгается в угрюмую тишину, в мозгу поэта что-то щелкнуло.
— Я не позволю себя ограбить! — закричал он. И выстрелил человеку точно между глаз. После чего отошел от обмякшего тела и прошагал про раскаленной земле к другому валуну.
Он сел, закатывая рукав. И перед тем как снова склониться над работой, он крутанул пальцами пустой барабан.
«Что ж, — вздохнул он, — пережить подобный момент одному, остаться с величественной, сияющей судьбой наедине — это того стоило».
«Сонет сожженной планете», — начал он…
Пляска мертвецов
(По/толкать/ся — гл., жарг. —обозначает любую случайную половую связь, в данном значении стало употребляться во время III Мировой войны.)
Два пучка света, выпускаемые автомобильными фарами, быстро ложились на шоссе. Стедом за ними несся «ротор-моторс»-амфибия, модель «С», 1987 гола выпуска. Яркие желтые струи рвались вперед и стремились удрать от 12-цилиндрового тяжело дышащего преследователя. Застывшая кромешная темень с бешеной скоростью исчезала под колесами. Дорога мелькала все быстрей. «Сент-Луис, 10 км».
— А ты летишь со МНОЙ, — пели они, — мы Рота-Мота дети! С глазами за СПИНОЙ, — пение усиливалось, — и с мыслями в кювете!
Певцов было четверо:
Лен, 23 года,
Бад, 24 года,
Барбара, 20,
Пегги, 18.
Лен с Барбарой, Бад с Пегги.
Бад вел машину. Она с визгом вписывалась в крутые виражи, громко ревела на мрачных горных подъемах, как пуля проносилась по затихшим равнинам. Одна лишь Пегги пела не надрываясь, у остальных слова вылетали из готовых разорваться легких, смешиваясь и соревнуясь с ветром, бившим в их лица и хлеставшим по ним спутавшимися волосами:
К бесу тихие прогулки При светящем месяце! На стомильных скоростях Мне про иное грезится!Стрелка подрагивала на 130. Еще две пятимильные отметки, и конец шкалы. Внезапно автомобиль куда-то нырнул, Вся компания подскочила, и ночь тут же подхватила и унесла с собой дикий хохот трех молодых глоток. Еще вираж. Еще подъем, затем спуск. Молниеносный скачок через долину — корпус цвета полированного черного дерена едва касался земли.
Водно-роторно-моторный — И удобный и просторный. Хоть по суше, хоть по морю Как ни в чем я рот-моторю!Голос на заднем сиденье:
— Уколись, Барбарись!
— Спасибо, я уже. Сразу после ужина.
Иголка с приделанной к ней капельницей для глаз перешла обратно.
Голос на переднем сиденье:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это твой первый залет в Сент-Лу?
— Ну да, ведь в сентябре начались занятия.
— Брось об этом, ты же своя чувиха.
Заднее сиденье, обращаясь к переднему:
— Эй, чувиха, ты что, не хочешь вкусно взлететь?
Иголка перешла вперед, светло-янтарное содержимое капельницы заманчиво переливалось.
— Давай, будет здорово!
(Взлететь — гл., жарг. — обозначает переход в состояние эйфории, следующее за приемом наркотика. В данном значении стало употребляться во время III Мировой войны.)