Корабль спасителя Вселенной
Шрифт:
Моравы, таскающие воду, рассказали потом ягду Мактику, наименее страшному, как им показалось, из всего отряда, что недалеко отсюда, в христианском монастыре, засели разбойники. Они убили всех монахов, грабят округу и ждут, чем закончится война в Моравии, чтобы наняться на службу к победителю.
Пока ягда Езера мылась, а её одежду новые служанки обрабатывали дымом от насекомых и грязи, на свет костра выходили группы разбойников. Они тут-же уничтожались арабами и стрерхом. К рассвету, по округе уже распространился слух о князе Тартаре и его железном человеке из преисподней, пришедших покарать моравов за отказ принимать христианскую веру. Среди группы беженцев, Фен Хунн отыскал грека, назвавшегося Сидонием. Грек согласился за еду и свободу веры, служить новому господину и он знал дорогу к ромейскому монастырю. Ягда Езера долго не соглашалась на предложение
Ночная атака монастыря прошла по единственно возможному варианту. Стрерх выбил ворота и вошёл во двор, где на него напали разбуженные грохотом, разозлённые разбойники. Они нападали на него с копьями, ножами и топорами, со стен и башен обстреливали из луков. Пользуясь этим, ягды и арабы перебили разбойников одного за другим. Последние трое, заперевшись, сначала в башне, вышли после угроз быть сожжёными в ней заживо. Тогда ягда Езера, распалённая видом смерти крови, сама вспороли им животы, пока арабы держали им руки. В их крови она вымыла свои ноги и, обращаясь к дрожащим от ужаса моравам-рабам, прислуживающим раньше разбойникам, сказала, что теперь здесь живёт строгая королева Езера, дочь бога. Хмурое утро осветило окружающую монастырь гористую местность на юге Моравии, густо поросшую лесом под свинцовыми облаками.
Подставив ладони под капли, падающие с деревянного навеса над каменным ободом колодца, двое усталых людей в дерюжных рубахах с латунными крестами на животах, грустно смотрели на блёклое пятно на небе, обозначающее солнце. Капли сбегали по запястьям, испачканным золой и запёкшейся кровью, и капали с локтей на землю. Громадное, выдолбленное из куска дуба ведро колодца было чёрным от долгого пребывания в воде. Рубахи людей тоже были чёрны от грязи и воды, как и кожаные ремни сандалий, и прилипшие к голове волосы. Тот, что был старше, с носом, похожим на свиное рыло, опустил руку и отлепил от груди мокрый ворот. Дунув за пазуху:
– Теперь парко будет до ночи.
– Ты, Сидоний, не говори по-гречески, не понимаю тебя, - сказал второй, узколобый, с набухшими веками, и узким ртом.
– Дождь сильный был, - уже по-сербски сказал Сидоний, обводя унылым взглядом двор.
Ещё мгновение назад свирепый ливень с монотонным гулом извивался косами, тряс, колыхал струями, как водорослями, вдребезги разбивал их о камни, ткал сизый туман, застилал небо, горы и лес. Вода прошивала насквозь листву, выбивала замшелую грязь из черепицы, неслась по ступеням с пеной и бурунами, увлекая щепки, кости, перья, помёт, жижу из помойных ям. Вода покрывала всё сплошным ковром, а вырвавшись из-за стен, водопадами падала в ров, на валуны основания стен. Вдруг всё кончилось. Наступила тишина. Она длилась столько, сколько и ливень, как казалось. Медленно возвратился шум реки на перекатах, лай собак, клёкот галок и звук капель, падающих в лужи. Солнца не было, но просветлело. Полдень уже не походил на вечерние сумерки. У западной стены монастыря располагалась надвратная башня с узким зевом проезда, перегороженным цепью, вместо разбитых ночью ворот. Через узкий мост оттуда можно было попасть в тёмный проход, вырубленный в скале. В конце прохода просматривались верхушки леса, лежащего за скалой. Справа от башни распологались низкие строения из не отёсанных валунов, с окнами-бойницами. Оттуда валил дым, пахло жареным мясом и жжёным хлебом. За этим строением возвышались окованные железом ворота, ведущие в верхний двор монастыря. Ворота были сейчас беззаботно распахнуты. За ними виднелись лошади у коновязи у башни Повелителя, названной так из-за выбитой над её дверью надписью на латыни - REX. Слева от ворот, перед маленькой Башней Ядов, располагались вырубленные в скале древние кельи, оставшиеся от допотопного поселения, забитые сейчас зерном, вином, мясом и сыром. Прямо под ними было несколько гранитных плит, стоящих в виде зубцов. За ними просматривались Шумавские горы. Правее от площадки над обрывом снова шли слепые окна-бойницы, целая стена из куриных клетей, зубцы второго верхнего двора с узкими ступенями к ним. Там находилась маленькая площадка, где когда-то древние люди приносили детей в жертву Солнцу и Луне, а теперь истязали себя кнутами монахи, умеряя плотские желания.
– Смотри-ка, Здравка, кровь смыло всю, - сказал Сидоний, кивнув в сторону кучи мёртвых тел, сваленных у стены.
– Крови уже вчера не было, - ответил Здравка, выглядывая из-под крыши, - ты лучше мне скажи, чего ты такой невезучий? Ты же убежал от здешнего настоятеля ещё прошлой зимой, когда тебя заставили показывать еврейским торговцам местные торговые пути и проходы в горах. Они потом принесли чуму.
– Так получилось, - нехотя ответил грек, - сначала понял, что переписчики книг теперь никому не гужны, потом три раза чуть не повесили меня как вора, как разведчика арар, как колдуна. Вот так и решил вернуться, а тут король Тартар с арабами.
– Когда пришёл король, я искал в горах козу и вернулся, когда уже бой закончился, - задумавшись, Здравка почесал за ухом, - надо помолиться богу Иисусу Христу.
– Ах ты, варвар, латинского слова не знаешь, - беззлобно ответил Сидоний, - для тебя, что Зевс с молниями или летящий Гермес летает в золотых сандалиях, что царь иудейский. Помешались все, уже шесть веков между собой договориться не могут, что он, больше бог или больше человек? Или то и то. Режут друг друга. Собирают вселенские соборы против монофизитов. Что это за бог, о котором такое говорят, а он терпит?
– Сын бога, вроде, - заёрзал на месте Здравка, - как ты, переписчик евангелий, такое можешь говорить? Уйду сейчас, будешь один ведро опускать со своей застуженной спиной в колодец и тянуть.
– Не знаю как бог, а церковники все только и думают, как не работать, а есть и пить как короли. И что это за бог, символ беспомощности? Ты сам сталкиваешь меня в эти мысли. Вот Геркулес, пасть льву рвал, страшной Гекате сто рук отсёк, сто девственниц обрюхатил. Вот это сын бога.
– Ты это мне не говори, я за Иисуса Христа убью!
– сказал Здравка, косясь на башню Повелителя, - спит король, как думаешь?
– Он никогда не спит.
– И железный дьявол его не спит никогда, - Сидоний проводил взглядом лохматую собаку размером с телёнка, важно прошедшую из от кухни в проём воротной башни.
Здравка встал, дошёл до кучи мёртвых тел, беззвучно ступая по каменным плитам двора. Тронул ногой, обутой в сандалий бурый обрывок ленты с крестом, вышитым шёлковой нитью.
– Среди разбойников был германец, называющий себя епископом Моравии, имеющим право собирать десятую часть всех доходов в пользу папы, - сказал он задумчиво, - а сам был вор из Трира, раньше бывший там служкой в соборе.
В этот момент в окне над дубовой дверью из глубокой тени появилась голова молодой женщины в платке и одновременно раздался визгливый голос:
– Вода где, лентяй?
После этого голова исчезла и из башни послышались невнятные ругательства.
– Эта подлая Паратка пошла доносить королеве на нас, быстрее, - сказал Сидоний.
Затем он, не распрямляясь, обхватил огромное ведро обеими руками, прижал к груди и со вздохом, рывком, установил его на кладку колодца. Звякнула цепь, Здравка вернулся к колодцу, повернул на один оборот колесо, и цепь подобралась на ось-бревно. Сидоний толкнул кадку в чёрную дыру. Цепь рванулась, а Здравка повис на колесе всем телом. Потом он стал по очереди перехватывать крест поперечин. Ведро исчезло в гулкой глубине.
– И принесло его, - заглядывая в черноту сказал грек, - его и женщину странную, железного человека, арабов и степняка Хунну.
– Она всем заправляет, а не король Тартар, - ответил Здравка, продолжая вращать колесо, - она из нас по ночам кровь пить будет, вот увидишь.
– Вроде, он называл себя князем.
Цепь шелестела, звякала. Ведро гулко ударялось о неровности кладки. Чёрная рубаха Сидония быстро высохла на сильном ветру и теперь стала серой, заворсилась, на ней проступили прожжёные дыры и сальное пятно на животе.