Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
Шрифт:
– Что вам угодно, сударь?
– Я хотел бы видеть маэстро Полоза.
– Кто вы, сударь? – осведомился динамик.
– Я… ну, скажем, поклонник творчества господина Полоза…
– Но… – в картавом голосе проступило вежливое негодование, – маэстро не принимает в столь позднее время. Он устал после концерта.
Я понял, что известная доля решительности здесь не повредит.
– Маэстро, возможно, догадается, что, если ему наносят визит именно в такой час, на то есть причины. – И добавил уже совсем нахально: – Полагаю, что наша встреча
В динамике нерешительно задышали. За дыханием ощутилось пустое пространство, из глубины которого донеслось:
– Отопри, Карлуша, и проводи. Не спорь…
– Вы один? – осведомился динамик. Это было глупо. Инфракрасный глаз электронного привратника видел, конечно, что я один.
– В полном одиночестве, без злых умыслов и без оружия, – добродушно откликнулся я. И понял, что соврал. Потому что в ту же секунду вспомнил о маленьком "ПП" – пистолете-парализаторе в заднем кармане. Вспомнил с удовольствием, хотя тут же упрекнул себя в мальчишестве.
Решетчатая калитка звякнула и отошла. Я пошел к дому по хрустящему ракушечнику. Над кустами зажглась цепочка фонариков. Вышел на крыльцо и заковылял ко мне навстречу кособокий человечек с бабьим лицом и длинными руками: полукарлик-полуурод. Сказал знакомым лилипутским голосом:
– Следуйте за мной, сударь.
Видимо, это и был Карлуша.
Он ввел меня в мягко освещенный зеленый холл. Полоз встретил гостя стоя. Он опять был в парике.
Осторожность подсказывала мне, что не следует называть свое полное имя и фамилию.
– Добрый вечер, маэстро. Позвольте представиться. Петр Питвик, сотрудник лаборатории темпоральных исследований…
Полоз чуть заметно дрогнул лицом, но не изменил брюзгливого выражения. Протянул узкую холодную ладонь. Потом показал на кресло. Молча.
Сели.
– Прежде всего прошу принять извинения за столь позднее и непрошеное появление, – светски начал я.
Полоз принужденно улыбнулся:
– Как сотрудник темпоральной лаборатории, вы наверняка знаете о ценности времени. Я тоже. Посему приступим сразу к причине вашего визита.
Я напряг спину (заболела не вовремя, скотина) и глянул в глаза маэстро. Они были слегка навыкате, ярко-синие, со стеклянной прозрачностью и оранжевыми жилками на белках.
– Господин Полоз, я имел удовольствие присутствовать на концерте вашего хора и вынес с него самые глубокие впечатления…
Полоз шевельнул губами в чуть заметной недоверчивой улыбке. Слегка наклонил голову. Я продолжал:
– Все номера безусловно хороши, но самый яркий из них – "Песня Джима". Она запала мне в душу столь глубоко, что возникло неодолимое желание побольше узнать о главном исполнителе…
Полоз мигнул. Я не отводил взгляда от его зрачков.
– Кто этот солист? Как его зовут и где вы этого мальчика нашли?
Полоз наконец опустил глаза:
– Однако же, сударь… Вам не кажется, что ваши вопросы и сам ваш тон отдают некоторой бесцеремонностью? Почему я должен отвечать?
– Думаю, вы догадываетесь,
– Догадываюсь, что есть. Но хотел бы их знать. Разве это не логично!
Я чувствовал, как нарастает в нем напряжение. И сам я тоже сохранял спокойствие с трудом. Потому что во время всего разговора помнил, знал, ощущал, что в соседней комнате заперт мальчишка. Тот, который необъяснимо связан со мной. И которому, кажется, что-то грозит.
Видимо, пора было идти напролом. Тем более, что Полоз опять смотрел мне в глаза – теперь скучновато и уверенно. Возможно, уверенность эту придал Полозу Карлуша – он бесшумно возник рядом с его креслом.
– Да, Карлуша, да, – сказал Полоз, не отрывая от меня глаз. – Немедленно… А потом принеси кофейку…
Что значит "Да, немедленно"? Я скользнул взглядом за Карлушой. Но он проковылял не к двери за портьерой, а из холла.
Не знаю почему, но я опять вспомнил о "ПП". И шевельнулся в кресле так, чтобы задний карман был посвободнее. В эту секунду резко мигнул в лампах свет. И еще раз… Я вздрогнул. Нервы, черт возьми. А Полоз – тот, наоборот, неуловимо расслабился. И напомнил мне со смесью учтивости и вызова:
– Так какие же у вас причины… господин Питвик?.. Я правильно вас назвал?
"Пора", – подумал я. И невольно поднес согнутый палец к губе: почесать под носом, прежде чем сделать решительный выпад.
При этом рука зацепилась за лацкан. Я ощутил под ним тяжелый значок. И меня осенило. Словно бы случайно, а может, и не совсем случайно (понимайте, маэстро, как угодно) я отогнул на секунду лацкан – так, чтобы Полоз увидел значок с буквами "ОГ".
Он увидел.
Его лицо посерело и одрябло.
Потом он с усилием улыбнулся:
– Странно… Никогда не думал, что чем-то могу заинтересовать столь солидное ведомство…
– Как видите, заинтересовали, – сказал я, радуясь в душе, что значок сработал. – Поэтому причину моих вопросов я изложу несколько позже, а пока… Короче, что это за мальчик?
Полоз уже справился с замешательством. По крайней мере внешне он обрел прежнюю уверенность. Но отозвался покладисто и мягко:
– Вообще-то я крайне болезненно воспринимаю всякое вмешательство в мой творческий процесс. Но вам, разумеется, отвечу… Видите ли, это не совсем мальчик. Точнее, совсем не мальчик…
– А кто же?
– Как бы это объяснить поточнее… Это… скажем так – технический прием. Сценический образ, созданный на основе новейшей концертной технологии… Его следует рассматривать в одном ряду со световыми и акустическими эффектами, не более…
Я не выдержал, сорвался:
– Что вы мелете чепуху! Я отлично видел, как этот "световой эффект" вы везли в машине, а затем впихнули вон в ту дверь!
Я и сейчас был уверен, что мальчик томится взаперти, за этой дверью. Почти физически ощущал его тревогу и горькое непонимание случившегося. Интуиция редко подводила меня, а в такой вот напряженный момент – тем более…