Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
Шрифт:
Полоз произнес чуть снисходительно:
– Разумеется, в определенный отрезок времени результат эксперимента обретает некоторую материальную плотность. Но это не более чем плотность кристалла с видеозаписью. И вскоре она исчезает…
Я нетерпеливо дернулся, готовый потребовать: "Ну-ка, покажите мне эту "видеозапись". Но тут появился Карлуша. Ковыляя, прикатил столик с кофейником, чашками и сухариками.
– Дорогой мой, – обратился к нему Полоз. – Сделай еще одолжение, привези сюда мой хроно-скоп… Так надо, – добавил он, уловив на уродливо-бабьем лице Карлуши недоумение. –
Карлуша уковылял, Полоз разлил по чашечкам кофе. При этом поглядывал на меня сквозь упавшие на лицо локоны парика. Было в его поведении что-то ненастоящее, как эти локоны. Я видел, что он и боится, и в то же время быстро наглеет, а показать старается невозмутимость.
"Подождем с вашими демонстрациями. Сначала – мальчик", – хотел оборвать его я. И в этот момент тихонько завибрировала во внутреннем кармане коробочка радиофона. А я и забыл о нем!
Я вынул капсулу, прицепил к уху микронаушник. И услышал Юджина:
– Питвик! Ты куда канул? Ни слуху от тебя, ни духу…
– Развлекаюсь, – усмехнулся я в капсулу. – Сейчас вот в гостях у маэстро Полоза, руководителя детского хора "Приморские голоса". Слышал о таком?
– Ну как же, как же, – отозвался Юджин. На мой взгляд, слишком быстро и встревоженно. – А какого… лешего ты там ищешь?
– В силу некоторых обстоятельств… – сказал я небрежно. Это с детских лет Юджина у нас с ним был пароль. Он означал: "Будь осторожен, дело серьезное, не болтай зря" и так далее. Например, когда надо было скрыть от его деда наши излишне рискованные путешествия по развалинам… – В силу некоторых обстоятельств я счел необходимым нанести господину Полозу визит, и он любезно согласился побеседовать со мной… Кстати, если данные обстоятельства покажутся тебе странными или вдруг, не дай Бог, прервется связь со мной, у тебя будут все основания попросить у господина Полоза объяснения…
Все это я выговорил, глядя в лицо Полозу. Тот принужденно улыбался.
Юджин – он умница. Не стал сыпать на меня лишние вопросы. Только проговорил:
– Может, мне подъехать к дому этого господина? С кем-нибудь?
Это была мысль! Я так и сказал:
– Это мысль. Подъезжайте. И подождите в машине у ворот. Адрес… – Я вопросительно глянул на хозяина дома.
– Я найду, – быстро отозвался Юджин.
– Отлично! – и я отключился.
Видимо, я все же дал промашку. Полоз тут же сообразил:
– У меня создалось впечатление, что вы действуете не по заданию ОГ, а скорее по личной инициативе.
– Вы полагаете, это меняет дело? – досадливо огрызнулся я.
– Пейте кофе, прошу вас. Уверяю, он не отравлен.
Мы оба посмеялись, отдавая дань шутке. Но едва я взял чашечку, как опять возник Карлуша. Он катил на треноге с роликами длинный черный ящик.
– Спасибо, милый. Иди отдыхай…
Карлуша исчез, а Полоз подвинулся с креслом к ящику. Что-то нажал на нем. Плавно откинулась назад плоская крышка.
Я увидел клавиши, кнопки, циферблаты. Эта штука напоминала концертный синтезатор, который был в ходу у ансамблей в прежние времена (а может, и сейчас тоже, кто их знает).
Полоз оглянулся на меня. Взгляд был теперь тяжелый, без всякой светскости. Голос опять стал глухим. Слова, впрочем, были вежливы:
– Маленькая лекция, если позволите… Надеюсь, вам известны основы теории неисчезающей информации? Той самой, из которой следует, что никакое явление в мире не проходит бесследно, обязательно оставляет тот или иной отпечаток. Разыскав такой отпечаток, можно с определенной степенью достоверности воспроизвести явление, имевшее место в давние времена, и…
– Не утомляйте себя азбучными предисловиями, – сказал я.
– Виноват! Вы же специалист по темпоральным проблемам… Этот прибор, примитивно именуемый мною хроноскопом, настроен на… если можно так выразиться, на проникновение в звуки прошлых времен. Эти времена продолжают звучать в нашем пространстве, эхо их не умолкает, хотя в нашей обыденной жизни мы его не слышим… – Полоз, кажется, вдохновился. Или притворялся? Он согнулся над клавиатурой, опустил голову, быстро глянул на меня сквозь волнистую сетку искусственных волос. – Хроноскоп проникает в глубь любой эпохи, где раздавались голоса певцов! Уверяю вас, это совсем не сложный прибор. Сложна его программа, на которую я потратил полжизни! Но зато – вот…
Он ударил по клавишам, словно на фортепьяно… У дальней стены сгустился воздух. В серое облако. Тут же это облако превратилось в полутемную, с цветными витражами и огоньками свечей глубину готического собора. Ощущение пространства было совершенно реальным (как сегодня днем в кино). В пространстве возникла шеренга детских фигурок в длинных светло-серых одеяниях. Дети пели. Сначала мелодия была еле слышной, затем выросла и стихла. Из глубины надвинулось на нас бледное лицо мальчика. Слегка запрокинутое, с острым подбородком, в обрамлении прямых светлых волос. А на длинном натянувшемся горле дрожали крошечные капельки.
– А-аве-э Мари-и-и-ия-а-а… – тоненько вывел мальчик.
И вдруг все исчезло. Я резко глянул на Полоза.
– Ну и так далее, – сказал он, почти лежа щекой на клавиатуре. – Таким вот образом мой хроноскоп отыскивает во времени нужные эпизоды…
– Изумительно, – искренне сказал я. – Но пока это не более чем стереокино. Голографический эффект. А…
– Да-да! – он вскинулся, сел прямо. – Следующий этап сложней. Выбрать исполнителя и… сделать так, чтобы он оказался здесь. Главное – уловить момент, когда мальчик на вершине вдохновения! Все остальное – дело техники! Он появляется у нас и как бы продолжает исполнение своего номера. В звездный час своего концертного творчества!
– То есть вы живьем переносите ребенка сюда!
Он разъяснил снисходительно:
– Не переношу, а воспроизвожу. Здесь материализуется дубликат, запрограммированный лишь на одно – на исполнение своего номера. Когда задача выполнена… результат эксперимента исчезает.
– Как… исчезает? – с усилием спросил я.
– Бесследно. Происходит дематериализация. Примерно через полчаса после исполнения. Ну, бывает, правда, задержка, если молекулярные связи оказываются чересчур прочными. Как сегодня, например…