Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
Шрифт:
Черт меня дернул за язык.
– Еще бы! Особенно вредный Нохря…
Петька метнул в меня испуганный взгляд и съежился. Будто от нового страха. Когда шли обратно, он уже не смотрел по сторонам. И в машине молчал (а я проклинал себя и не знал, что сказать). И вдруг Петька всхлипнул.
– Ты что, Петушок? – дернулся я.
Он сказал со звонким отчаянием:
– Я так не могу! Объясните мне все! Что вы в загадки играете!
Митя быстро обернулся ко мне:
– Питвик, надо объяснить. Иначе
Машина остановилась. Мы были на каком-то пустом окраинном бульваре. У дороги стояли кипарисы, за ними была набережная.
– Вам лучше бы пройтись пешком, – посоветовал Митя непривычно строгим докторским тоном. А я вдруг опять как бы подключился к Петькиным нервам. Ощутил всю его тревогу, смятение, непонимание.
– Пойдем, Петушок…
Мы вышли под свет зеленоватого фонаря. Петька посопел, повертел головой и неожиданно показал подбородком в сторону набережной:
– Там море, да?
– Да…
Он шмыгнул носом:
– А можно мы пойдем туда?
– Ребята, вы уж подождите нас немного. С полчасика, – виновато попросил я.
– Да уж подождем, – хмыкнул Юджин.
Мы прямо сквозь кусты выбрались к парапету. Море было темным, в нем лишь изредка мелькали огоньки, и слева на мысу вспыхивала каждые три секунды белая звезда маяка.
Сильно пахло водорослями.
И опять я услышал трели неуемных цикад.
От каменной площадки вели вниз крутые ступени. Фонарь издалека высвечивал там нагромождения прибрежных камней… Иногда накатывали из тьмы еле заметные пенные гребешки.
– Давайте спустимся, – прошептал Петька.
Я взял его за руку. Мы пошли по ступеням, а потом пробрались почти к самой воде. Устроились на плоском камне. Петька охватил коленки, придвинулся ко мне плечом, помолчал. И опять шепотом сказал:
– Ну…
– Что?
– Говорите.
5
Здесь, в тишине и сумраке, на меня навалилось ощущение тяжкой нереальности. До этой минуты я в суете и хлопотах о Петьке почти забыл, кто он такой. Казалось, просто мальчишка. Ну вроде неожиданно свалившегося на голову родственника. А теперь… неровно забухало сердце. Нас было здесь двое, и каждый был – я…
И все же он был маленький, а я – взрослый дядька. И я отвечал за мальчишку.
Я начал сбивчиво, хрипловато даже:
– Вот что, Петя… Ты должен постараться ничему не удивляться.
– Ладно, – покладисто вздохнул он.
– Ты… слышал что-нибудь о машине времени?.. Да, ты ведь читал про нее у Герберта Уэллса, я знаю…
Он прошептал с явным предчувствием:
– Ну… и что?
– И вот, этот Полоз… он такую штуку смастерил…
Петька дернулся и задал вопрос, совсем для меня неожиданный:
– Зачем?
– Ну…
– И для этого построил машину? – почти весело и как-то по-домашнему изумился Петька.
– Да… Судя по всему, он сумасшедший.
– Разве бывают сумасшедшие изобретатели?
– Сколько угодно, – мрачно сказал я. – И плохо, когда они мерзавцы.
– И… – Петька наконец понял, притиснулся ко мне плечом. – Он, значит, и меня… Да?
– Да, Петушок.
– Но… – выдохнул он неуверенно. – Так ведь не бывает…
– В это трудно поверить, но это случилось, никуда не денешься… Завтра проснешься и увидишь, что это не сон.
Он повозился, зябко потер ноги и прошептал:
– Значит, я попал в будущее?
– Да…
Он повозился опять и вдруг задумчиво и тихо возразил:
– Нет, наверно, это не Полоз сделал. Наверно, это я сам, когда скрестились рельсы…
Я не понял, но допытываться не стал. Главное, чтобы он скорее примирился с неизбежным. Я сказал неуверенно:
– Между прочим, здесь не так уж плохо…
Он спустил с камня ноги и толчком повернулся ко мне:
– Уже построили коммунизм, да?
– Ну… это не совсем так называется, но… здесь есть на что посмотреть. И порадоваться.
Петька замолчал надолго. Тревожно так. Я уже хотел окликнуть его. Но он вдруг спросил еле слышно:
– А я-то как?
– Что?
– Кому я тут нужен?
Я решительно обнял его за плечи:
– Ты нужен мне, Петух… раз уж так получилось.
Он мягко, но решительно высвободился. Отодвинулся так, что я еле различал его в сумраке. Он сказал со звонкой слезинкой:
– Но вы кто? Я даже не знаю, как вас зовут!
– Зови меня Пит. Вернее, дядя Пит… Видишь ли, я твой дальний родственник. Точнее, далекий потомок.
– Далекий? А… сколько лет прошло? После меня?..
Главное, что он поверил. Половина задачи была решена.
– Много, Петушок. Примерно сто лет…
Он почему-то разочаровался:
– Ну, это не так уж много. Я думал, тыща…
– Век – это тоже немало.
– Да, пожалуй, – снисходительно согласился он. И вдруг спохватился: – Да, немало! И тогда…
– Что?
– Тогда… откуда вы столько про меня знаете? И что я… Петушок? И про Нохрю! И даже… что "гусиная лапка" у меня!
Вот так он меня припечатал! И что здесь придумать, я не знал. И… надо ли придумывать? Имею я право что-то скрывать и прятаться от судьбы, если уж случилось такое?
И я сказал как можно небрежнее:
– Да потому что, Петух, я – это ты. Только через много лет.
Он вскочил. И – надо же! – так озорно, будто во время уличной игры:
– Вот это да!