Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
Шрифт:
А он, шарахнувшись, потребовал – все еще со слезинкой, но дерзко:
– Отдавайте мои штаны и рубаху!
Я посмотрел на Полоза.
– Вы напрасно считаете, что… – начал лепетать он.
– Есть у вас одежда для мальчика?
– Ну… откуда же? В доме нет детей…
– Черт возьми! Хотя бы концертный костюм!
– Но они все в костюмерной… Если хотите, я пошлю Карлушу. Но это будет непросто, потому что…
– Если Карлуша сунется из дома, его пристрелят, – сообщил я. И вынул
– Только что подъехали. Я, Горский и Виктор. Войти?
– Пока не надо. Никого не выпускайте из дома. В силу некоторых обстоятельств…
– Ясно… – сказал он слегка растерянно.
– Мы скоро сами выйдем, Южик… – Я убрал радиофон, опять сунул "ПП" в брючный карман и скинул куртку. – Петушок, надень пока вот это. – Положил куртку ему на плечо и отвернулся. Спиной загородил Петьку от Полоза. Я ведь помнил, каким стеснительным был в детстве.
Полоз вдруг сказал, дрябло двигая подбородком:
– Зря вы все это. Он… то есть объект ваших забот… протянет не больше десяти минут. И… растворится в пространстве…
Я подошел, остановился перед ним. Между нами был низкий столик. Я уперся в полированное дерево кулаками. Сказал шепотом, сквозь зубы:
– Тогда и ты растворишься. Следом… Клянусь…
Он понял, что я не шучу. Опять посерел…
– Впрочем, не бойся, – усмехнулся я, ощутив толчок ласковой печали. – Никуда Петька не денется.
– Откуда вы его знаете? – прошептал Полоз. – Это невозможно…
Что мне было терять? Да и злость подкатила так, что через край.
– Знаю потому, что ты, сволочь такая, вытащил сюда из прошлого меня самого…
Полоз, наверно, с минуту сидел с отвисшей губой. У меня за спиной суетливо возился с курткой Петька. Мой злой шепот он едва ли слышал. А если и слышал, то не понял.
Полоз опять пролепетал:
– Это невозможно… Это середина прошлого века.
– Вот именно… Тогда мне был двенадцатый год. А потом, через сорок с лишним лет, я ушел в Пространство на "Игле" и вернулся лишь вчера…
Он, видимо, слышал про "Иглу". Как-никак он был связан с темпоральными проблемами, иначе не сумел бы склепать свой хроноскоп. И главное – он сразу поверил.
А поверив, он вдруг приободрился. Наверно, оттого, что разъяснил для себя загадку.
– Кто же мог подумать… господин Питвик. Такое невероятное совпадение. Один шанс из миллиона… из миллиарда. Почти сто лет прошло, да и город совсем другой…
Петька перестал возиться. Я оглянулся. Он, запахнув балахонистую куртку, вопросительно и тревожно смотрел на меня.
– Сейчас поедем отсюда, Петушок… – И я снова глянул на Полоза.
Он сказал совсем уже по-деловому. И примирительно:
– Вы напрасно гневаетесь на меня. Разве я хотел причинить вам зло?.. Это дикая случайность. И я вижу для нее лишь одно объяснение…
– Какое? – спросил я машинально. Вообще-то наплевать мне было сейчас на его объяснения.
– Боюсь, что с научной точки зрения неприемлемое. Но пока единственное… Когда вы увидели мальчика на сцене, то так потянулись к нему… душой, что душа ваша… или частичка ее… если, конечно, вообще верить в существование души… переселилась в него… Этим и объясняется его… гм… стабильность…
Я (видимо, в отличие от Полоза) верил в существование души. И опять оглянулся на "стабильного" Петьку. Снова сказал:
– Сейчас…
А Полоз вдруг совсем тихо, но очень деловито заявил:
– Имейте в виду, мы оба одинаково завязаны в этот узел. И распутывать его надо вместе.
– Нет уж, маэстро! Распутывать… а вернее, выпутываться вам придется одному.
– Значит, вы оставляете мальчика мне? – не то испугался, не то обрадовался он.
– Вы что, рехнулись?
– Но тогда… что вы с ним будете делать?
– Это уж мои проблемы.
– Но… кстати, зря вы пригласили ваших… коллег. Впрочем, они еще ничего не знают. А мальчик… – Полоз вдруг нагнулся ко мне близко-близко. Жилки набухли в белках глаз. Он смотрел снизу вверх, будто из норы. – Это минутное дело. Совсем безболезненная инъекция, и… у меня есть аннигилятор. Никаких следов…
Я подался назад, как если бы мне к лицу придвинули мусорный бачок. И сказал от души:
– Только естественное отвращение мешает мне дать вам по морде. Долго потом отмывать ладонь.
Он поморщился. Ответил пренебрежительно и вроде бы сочувственно:
– Все равно дитя протянет не больше суток. Вы окажетесь в нелепом положении.
– Я уже сказал вам: в этом случае немногим дольше протянете и вы.
– А правосудие? Вы, очевидно, незнакомы с его нынешним уровнем…
– А я и не буду знакомиться! Я всегда могу уйти на "Иглу", и кто достанет меня там? А вернусь, когда нынешнее ваше правосудие канет в историю… Но, думаю, в этом не будет нужды. Думаю, мы с Петькой в любом случае переживем вас…
И я встал. И со злорадством почувствовал, в каком смятении, в какой панике оставляю Полоза.
– Идем, Петушок.
Он не спросил куда, не спросил зачем. Чуть оттопырил губу и мотнул подолом:
– В этой хламиде?
– Мы поедем в машине. К тому же многие мальчишки ходят в таких хламидах, здесь это модно.
– Где это – здесь? – сказал он с прорвавшейся тревогой.
– Я все объясню. Не бойся и пойдем… – Я взял Петьку за плечо.
Он послушался. Мы пересекли холл. От двери – боком, словно краб – шарахнулся и засеменил прочь Карлуша.