Кораллы мертвеца
Шрифт:
Вскоре Игоря Петровича сменил новый преподаватель. Он был ненамного старше своих учеников, лет на пять, и они сразу почувствоали себя более свободно и непринужденно. Особое пристрастие преподаватель питал к античной поэзии и часами рассказывал о Катулле и Овидии, перемежая свою речь краткими восторженными восклицаниями. К Косте он отнесся с подчеркнутым вниманием, часто хвалил и ставил в пример другим студийцам.
– Вы только послушайте, - и он поднимал руку в воздух, - как это звучит у Вершицкого : "И море как спины чаек несло на себе корабли...". Это чистый эллинизм.
Косте было неловко и он смущенно, чуть виновато улыбался, как бы извиняясь за сочиненные
– Хорошо, очень хорошо, ещё что-нибудь есть?
– спрашивал "Катулл", как они его между собой.
– Есть...
Таня знала, что Костя писал много и жадно. Существует такого рода творческая жадность к удачно найденным рифмам, словам, выражениям. Таня часто замечала, что Костя смотрит на людей и окружающий мир, словно фотографируя их. Цепкая Костина память вбирала в себя все, стараясь ничего не упустить.
В ту теплую тихую осень они подолгу бродили по Полянке и Ордынке, часто останавливаясь, увлеченно говоря и перебивая друг друга. Костя хотел стать поэтом и постоянно говорил об этом Тане.
– А как же "генетическая особенность вашего рода"?
– поддевала она его.
При этих словах Костя мрачнел.
– Не знаю, но поэзию я люблю больше всего...
Однажды Таня остановилась около Дома писателей в Лаврушинском переулке и, срывая с дерева засохшую веточку, сказала: - Я чувствую что-то странное.
Костя откликнулся не сразу.
– Почему?
– Не знаю. Мне не по себе. Выбрось все из головы. Следующим летом мы поедем вместе в Коктебель. Я покажу тебе землю Волошина и Богаевского.
– Наверное, там так красиво... Ты все увидишь сама: Карадаг, степи, красно-коричневые сумерки.
– Костя...
– Да?
– Мне кажется, в последнее время ты стал каким-то другим.
– Каким? Расстроенным, задумчивым.
– Это твои фантазии. Давай сядем на скамейку. Давай, - согласилась Таня.
– Ты прочитала Анакреона?
– Нет, ты ведь дал мне эту книгу только вчера.
– Прочти, обязательно прочти, там есть совершенно прелестные строки:
"Томный юноша встающий из пены..."
– Когда сталкиваешься с чем-то необычным, это так пугает и притягивает.
– Ты о чем?
– не поняла Таня.
– Просто так, - замкнулся Костя.
Прошло ещё несколько дней, и Костя изменился настолько, что Таня с трудом узнавала в нем своего прежнего друга: он, словно окончательно ушел в мир вдохновенного вымысла, раз и навсегда отрешившись от убогой реальности. На Танины слова он реагировал не сразу, потом спохватывался и невпопад выпаливал ответ.
Преподаватель восторгался Костиными стихами и один раз попросил его остаться после занятий. Таня собирала тетради и книги в сумку, но услышав, что Костя остается, замедлила свои сборы и села обратно на стул. Преподаватель с удивлением посмотрел на нее, Таня почувствовала, что краснеет, но не сдвинулась места.
– Таня, - мягко сказал Костя, - иди домой, мы сегодня гулять не будем. У меня очень болит голова.
От унижения Таня вспыхнула. Ей хотелось ругаться и кричать. Было больно и остро: как будто кто-то невидимый разделил лезвием ножа одну половинку плоти от другой. Ничего не говоря, Таня повернулась и беззвучно сглотнула слезы.
Всю ночь Таня проплакала в подушку. Ей казалось, что волшебную неземную музыку их отношений испортил некстати ворвавшийся протяжный низкий звук. Вроде трубы Иерихонской. "Но что я нервничаю, в принципе ничего страшного и не случилось, просто мы немного поссорились, мы же не можем всю жизнь ходить как двойняшки", - успокаивала себя Таня.
"Взрослеем... взрослею..." - вертелось в голове. Таня
– Ты заметила, что Ирку после школы ждет высокий мужчина? Такой представительный. С дипломатом.
– Нет, - рассеянно откликалась Таня.
– Она живет с ним уже два месяца. Он работает в театре. Женат. А Лена Жигалова каждый день бегает к Роме. У него родители на работе, а сестру он выгоняет гулять во двор. Да...
– Ты меня совсем не слушаешь, - добродушно заключила Рая.
– Все витаешь в своих облаках А как у тебя с Костей? По-прежнему за ручку ходите?
– Господи, да о чем с тобой говорить, - вспыхнула Таня и развернувшись, побежала домой.
И вот сейчас, лежа в постели, Таня думала об их отношениях. Ей было с ним хорошо и спокойно. Но разве это любовь? Без страстных поцелуев и объятий? На следующий день Костя не позвонил. Таня прождала ещё два дня, а потом не вытерпев, отправилась на Ордынку, заранее сгорая от неловкости перед Костиной мамой.
– Его нет дома, - сказала Лариса Ивановна, открыв ей дверь.
– Он в литературной студии.
– А разве сегодня есть занятия? Они будут завтра.
– Ну не знаю, это ведь ваши дела. Проходи, Таня. Костя скоро придет. Он звонил недавно.
Костя пришел через час. Увидев Таню, он почему-то сразу скрылся в своей комнате.
– Костя, - позвала его Лариса Ивановна, - иди пить чай. С лимонным кексом.
За столом Костя молчал. Потом он пошел провожать Таню до метро. Они шли, и Таня чувствовала как в ней поднимается непонятный страх: Костя был рядом и одновременно далеко. Наконец, они остановились.
– Ты больше не звони, не надо, - попросил Костя, стараясь не глядеть на Таню.
– И не приходи.
– Почему?
– тупо спросила Таня.
Но он ничего не ответил.
– Почему? Почему?
– Таня почти кричала. Она хотела понять загадку такой неумолимой жестокости и несправедливости, и не могла.
– Не ори, - бросил Костя и быстро отошел от нее.
В литературную студию Таня больше не ходила: она впала в странное оцепенение. Ей было так больно, что она потеряла всякую чувствительность, словно находилась под глубоким наркозом. Она не знала как жить дальше, и стоит ли вообще жить. А потом все кончилось самым страшным образом. Костя вскрыл себе вены, "скорая" приехала слишком поздно, и он умер, не приходя в сознание. Ходили темные и непонятные слухи: преподаватель литературы оказался гомосексуалистом, и Костя попал в его тщательно сплетенные сети. Но видимо, его хрупкая психика не выдержала столь изысканных экспериментов, и он решил уйти из жизни. Таня узнав об этом, только твердила как заведенная: "Он мне за все заплатит, заплатит..."