Корень зла
Шрифт:
Лицо второго «вершителя судеб», словно загробное видение, лицо наполовину скрыто тенью, он взирает на зрителя с высокомерным равнодушием. Блеск лат, плюмаж на причудливом шлеме. Полотно написано широким свободным мазком, мерцает тонкими валерами перламутра…
– Ты крестись, дружище, крестись… – бормотал где-то за ухом севшим голосом Павел. – Неужели тебе не хочется сдуру перекреститься? Ты же веришь в Бога?
– Я бы верил, Пашка, – потрясенно шептал Артем, – да Бог не верит в меня…
А ведь без шуток хочется креститься, рухнуть на колени, разбить лоб в молитвах, чтобы пронесло… Он брел на подгибающихся ногах мимо вызывающе роскошных полотен. А персонажи их буквально следили за его перемещениями, провожали взорами, многозначительно переглядывались… Или снова взыграли галлюцинации? Многофигурные композиции. Пьяницы, бродяги, распущенные, одетые в отрепья женщины… Типичная бодегона Диего Веласкеса – изображение погруженной в полумрак харчевни. Свечи у них там, что ли, кончились? Лучше не видеть эти лица пирующих персонажей, в них слишком мало человеческого… «Венера перед зеркалом» того же Веласкеса – обнаженная прекрасная дама, лежащая к зрителю спиной и превосходной пятой точкой. Но в зеркале, который держит израненныи ангелок (видно, кубарем падал с неба, получив пенделя от своего патрона), в дымчатой полумгле просматриваются контуры морщинистого лица безобразной ведьмы…
Но здесь не только подражания и плагиаты. Творения в основном оригинальные, такие, от которых кровь стынет в жилах. Разложившийся покойник в истлевших лохмотьях – реалистичен, как фотография! – испытывает жгучее желание воскреснуть. Ему удается приподняться, подтянуть под себя ногу, приоткрыть и обратить на зрителя ввалившиеся болотные глаза. Неподалеку сидит обыкновенная кошка и вдумчиво трет лапкой мордочку, намывая необычного гостя в обычном мире. Неистребимое поверье, что если кошка перепрыгнет через покойника, он становится упырем… Двое людей в католических рясах из толстой сермяги с растерянными лицами склонились над кликушей – женщиной, в которую вселился бес. Девушка красива, у нее очень выразительная грудь, с которой она уже сорвала свои одежды. Ее трясет, она бьется в припадке, заразительно хохочет, тянет скрюченные персты к беспомощному экзорцисту… Что он может сделать, если женщина уже целиком во власти Дьявола и не хочет оттуда возвращаться?… Тема так называемого экзорцизма не единична. Захламленный монастырский двор, скопление экзальтированной публики, добрая половина – грязные проститутки. Уже вечер, багровое солнце заходит за стену монастыря, но видна надпись над сводом арки: «Общество возмещения душ» (по-французски). Основателем общества был аббат Булле и его любовница Адель Шевалье. Их работе посвящена тема произведения. Странный и непристойный экзорцизм. Привязанный к колоде бедолага облит кровью мертвого младенца, над ним колдует взъерошенный, возбужденный священник, а дама в черном наряде обрызгивает участников церемонии человеческими экскрементами. Здесь явно обряд изгнания бесов перепутан с пресловутой «черной мессой», но никого из участников церемонии это не тревожит, все довольны, все радуются… Костры, на которых мучительной смертью гибнут молоденькие девушки и бесполезные старухи – вся картина проникнута воплем, от которого буквально взрываются уши. Собрались однажды инквизиторы вокруг костра… Ну как не посочувствовать симпатичным ведьмам? Церковь сама породила это зло, сама и бьется с ним уже которое столетие. Возвеличила эту силу, доведя ее до полного абсурда, воскресила диковинные обычаи. Практически все средневековые дьяволо-поклонники – бывшие (а то и действующие) церковники. В одном немецком городке в семнадцатом веке спалили двести ведьм – практически все женское население. Горели и мужчины. Среди казненных – самый толстый мужчина, самая толстая женщина, самая красивая девушка, знавшая несколько языков и прекрасно справляющаяся с музыкальными инструментами. Пощады не было никому: и чрезмерная упитанность, и красота, и высокое духовное развитие – все было объявлено ОТ ДЬЯВОЛА… Священники явили миру то языческое, что давно поросло быльем: испытание водой – ведьму связывали, бросали в воду, если всплывет, значит, точно ведьма, если потонет, то вышла ошибка, и мертвеца хоронили, как порядочного гражданина. Испытание огнем: раскаленный болт, окропленный святой водой, вкладывали обвиняемому в руку – если болт сожжет ее, стало быть, доказана виновность, если рука останется невредимой, то бедолагу, к сожалению, можно отпустить…
«Крестный ход» спускается с горы. Участники процессии закутаны в черные одежды, вышагивают стройными рядами – с образами, хоругвями, изрисованными пентаграммами, перевернутыми крестами. С ними Дьявол – на прекрасном черном коне, с высоко поднятой головой… Вакханалия «черной мессы», где Князь Тьмы, приняв облик сексапильного юноши, сжигает самого себя. Обычная история. После самосожжения приспешники собирают веничками золу (смертельно опасную для человека), и Дьявол воскрешает, выводит в круг обнаженную королеву бала, обходит торжественно гостей, укладывает ее на алтарь и делает все как в жестком немецком порно. Он знает толк в эротических рекордах…
Подмигивал лукавый бес-искуситель: в чем же смысл жизни, брат, – в удовлетворении или удовлетворенности? Гордо смотрела восходящая на костер ювелирша Катрин Монвуазен, урожденная Дезейе, отправленная на казнь совершенно справедливо. Ее подвиги превосходили подвиги всех известных в шестнадцатом веке отравительниц. В ее саду в Сен-Жермене были найдены 2500 закопанных детских трупиков. Конфисковано огромное количество крысиного яда. Сообщник Монвуазен аббат Гибур двадцать лет практиковал черные мессы и энвольтировал по заказам клиентов на смерть. А в клиентах числилась герцогиня Орлеанская, герцогиня Бульонская и лично маркиза де Монтеспан – фаворитка Людовика Четырнадцатого, очень недовольная, что из фавориток ее беспардонно выдавливает юная выскочка де Фонтане… Очередная бодегона – все, чем радуют свои желудки вершители человеческих судеб. Простор для истинного чревоугодника: баран, не запрещенный ни в одной религии, яркие фрукты, издающие пронзительный запах, расчлененная голова акулы с очень привлекательной пастью, порезанный ломтями крокодил, пикантная анатомическая подробность крупного зверя, опоясанная лимонными кружками…
– Деликатесы, едрить твою налево… – бормотал умирающим голосом Павел. – А ведь эти продукты являются великим достижением кулинарной мысли… В Таиланде меня кормили супом из плавников акулы. Стоит невыносимые деньги, а такое редкостное дерьмо… Вязкий, невкусный… Пенис тигра – говорят, что эффективный афродизиак, но я как-то не жалуюсь… Охренеть – чашка супа из тигрового пениса стоит триста бакинских! Есть можно, вот только поговаривают, что вместо пениса тигра ушлые повара умудряются подсунуть пенис быка…
– Пашка, помолчи, не до тебя… – взмолился Артем. Голос приятеля превращался в тонкое сверло. Но тот не унимался, трещал без остановки. Ему не о чем было молчать.
– А вот омлет из крокодиловых яиц – это нечто, Артем… Нормальная человеческая еда… А еще лучше – поджаренная крокодиловая ступня. Очень тонкий, изящный деликатес. В меню его называют «лапой дракона»…
Он схватил приятеля за рукав, куда-то потащил, пока тот окончательно не свихнулся. У Павла заплетались ноги. Смещались полушария, раздражал многоголосый бубнеж, исходящий непонятно откуда, звенели нервы. Дьявол есть… – настаивал помешавшийся здравый смысл, – его не может не быть. Иначе что здесь с тобой происходит? Сойти с ума от какой-то живописи?
В галерею могли запустить какой-то газ, могли обкормить психотропными веществами, могли хорошенько загипнотизировать… Но зачем?
Они упали за алтарем, но и здесь было некуда спрятаться от сатанинской братвы. Она взирала отовсюду – слева, справа, сзади, била прямой наводкой точно в цель. С закрытыми глазами было как-то легче.
– Господи, я бы убил их всех… – стонал Артем.
– Пустое, дружище, – отозвался Павел, – если бы мы смогли надавать по задницам всем, кто виновен в наших несчастьях, мы бы неделю не смогли сидеть.
– Но я же не виноват, – возмущался Артем.
– А я тем более, – вздыхал Фельдман.
Он не помнил, как они отдали концы, просто отъехало утомленное сознание, и он при всем желании не смог бы вспомнить, кто и когда за ними пришел…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Все эти болезненные «хождения» туда-обратно начинали серьезно досаждать. Он очнулся на кровати, тоскливо уставился в пространство своей вместительной камеры. Невольно шевельнулся, когда пространство перекрыл надутый, важный, величественный, как дирижабль, Роман Ватяну. Мускулистые руки были скрещены на груди, он рассматривал лежащего и интересно молчал. Потом заговорил:
– Вы крепкий орешек, Артем Олегович. Вас трудно расколоть. Вы то ли глупец, то ли умный, то ли успешно совмещаете эти две ипостаси.
– Не надо меня колоть. Если дурак умен, значит, он из сказки. А я просто дурак. Жадный дурак, – прошептал Артем, приподнялся на одной руке и нанес на лицо специальное тупое выражение. Особо усердствовать не пришлось.
– Браво, – похвалил Ватяну, – вы сохранили добрую часть рассудка. Чего нельзя сказать о вашем приятеле.
– А что с ним? – встревожился Артем.