Коричневый след
Шрифт:
— Как долго вы пробыли там?
— Около пяти месяцев.
— Вы помните, когда вас снова выпустили на свободу?
— Выпустили на свободу — это хорошо сказано. Я бежал. Мой брат знал, куда меня отправили. Он был знаком с одним из штурмовиков. Мы с братом все продумали. Он достал грузовик и дожидался
— А как вы вышли из лагеря?
— С помощью штурмовика, которого знал мой брат, тот помог нам.
На этом запись беседы обрывалась.
Улла выключила магнитофон и принялась вышагивать взад и вперед по комнате. Архивариус не появлялся. Она вырвала листок из записной книжки, нацарапала на нем пару строк и ушла.
15
— Гибралтарштрассе, — буркнул Джимми и кивнул на табличку с названием улицы.
Он остановил мотоцикл прямо посреди дороги. Справа высились три дома из бута, в которых прежде жили шахтеры. Новехонькие окошки с плотными стеклами, ухоженные палисадники и мощные автомобили у ворот кое о чем говорили. Квартиры шахтеров приобрели зажиточные бюргеры, они перестроили их для себя.
Найти здание бывшей шахты им не удалось. Зажав шлемы под мышкой, они спустились к реке.
— Неужели здесь можно нырять?
Улла показала на стайку дохлых рыб, плавающих брюхом вверх на мелководье.
— Дело привычки, — заметил Джимми. — Нужно лишь уметь мгновенно закрывать нос, рот и уши.
Они подошли к дому, сложенному из обтесанного рурского известняка, необычайно длинному. Он походил на здание церкви, только без колокольни. Невозможно представить, что когда-то здесь была шахта. Камни отсвечивали желтым, между ними — стандартные проемы окон с рамами под красное дерево.
"Лодочная станция Овеней" — написано было на одном из щитов, другой указывал за угол, там выдавались напрокат велосипеды. Гребцы тащили из домика лодки. Толстяк с трудом карабкался на взятый напрокат велосипед.
Улла надеялась найти сохранившейся декорацию, на фоне которой разыгрались некогда важные события в жизни деда.
Заброшенные штреки, зияющие темными провалами окна, горы ржавеющего железа — сценическая площадка "фильма ужасов", где не хватало только коричневых рубашек штурмовиков, заключенных, подгоняемых пинками, штандартенфюрера, отдающего команды, и торговца металлоломом. А вместо этого перед ними был заново отстроенный домик лодочной станции, улыбающиеся лица кругом, весело играющие дети, пожилые люди, отправляющиеся выпить кофе. А где были эти люди пятьдесят лет назад, им ведь тогда было столько же, сколько деду? И почему нет на доме никакой доски, свидетельствующей о том, что когда-то творилось здесь? Ведь все это происходило не за сто километров от города, в каком-нибудь там лагере на болотах, которых у них тоже было достаточно, но здесь, в Бохуме, у порога их собственных домов.
Молча стояли они среди весело суетящихся отдыхающих.
И потерянно.
16
Он нажал на клавишу. Текст на экране изменился. Компьютер желал знать, что интересует потребителя — предметный указатель или картотека имен.
Архивариуса интересовали имена. Он быстро набрал имя и фамилию разыскиваемого. Ответ не заставил ждать.
"Фос Отто, род. 21.03.1903, род. 12.09.1901".
— Начнем с первого, — пробормотал Меерманн и сразу же потерпел неудачу.
"Фос Отто, род. 21.03.1903, торговец мелочным товаром, без постоянного места жительства".
Он начал сначала и набрал номер два.
"Фос Отто, род. 12.09.1901, один из руководителей организации СА в Бохуме. Звание: штандартенфюрер, принадлежал к высшим кругам НСНРП, участвовал в передаче власти в 1922 году”.
Меерманн язвительно вздохнул:
— И кто только придумывает подобные формулировки?
Он раскрутился на вертящемся стуле, пригладил рукой рассыпающиеся свежевымытые волосы и состроил забавную гримасу.
Из стопки бумаг на полке он выудил брошюру и полистал ее.
— Вот. Послушайте. Отряды штурмовиков маршировали по городу, охраняли вход в ратушу и контролировали движение на Аллеештрассе. Штандартенфюрер Фос и крайсфюрер Рименшнайдер направились с группой штурмовиков к бургомистру. Они потребовали, чтобы тот подал в отставку. Переговоры затянулись. Около двенадцати часов Фос и Рименшнайдер появились на балконе магистрата и объявили, что бургомистр отставку подписал. Начальник штурмовиков Фос заявил также одному из журналистов, что они не потерпели бы бургомистра Рюра больше ни дня.
— А почему нацисты были так настроены против него? — спросила Улла.
— Потому что он отказался вступить в нацистскую партию. Доктор Рюр был консерватором до мозга костей, но мать у него была еврейка. Вскоре после "отставки” его арестовали — за якобы имевшее место присвоение общественных средств. Через три месяца им пришлось выпустить его на свободу. Он не пережил всего этого и покончил самоубийством.
Улла молча смотрела на экран.
— А что же с Гибралтаром? — спросила она наконец. — Там ведь тоже был этот Фос.
— Об этом известно слишком мало. По существу, лишь то, что рассказал нам ваш дед. Точнее… — Меерманн потер кончик носа. — Была еще статья в окружной газете нацистов. Репортаж о дне в учебном лагере штурмовиков. О заключенных там, разумеется, ни слова, лишь о самоотверженной деятельности штурмовых отрядов Бохума во главе с штандартенфюрером Фосом.
Перед мысленным взором Уллы встала заброшенная шахта. Деду было тогда около двадцати. Сколько сейчас Джимми. Она представила, как штурмовики в коричневых рубашках набрасываются на юношу в черном мотоциклетном комбинезоне.