Коричневый след
Шрифт:
Подбадриваемые криками бритоголовых, они в свою очередь начали изгаляться.
Улле и Джимми предстояло пройти между двумя группами.
Крепко схватившись за руки, они перебежали на красный свет Кастроперштрассе, бросились вдоль железнодорожной насыпи, затем кинулись вправо на Бергштрассе. Когда они вынырнули из подземного перехода возле больницы, "форд" снова оказался рядом.
— Куда так спешишь, парень? Поговори с нами немного!
Посетители, выходившие из больницы святой Августы, заполонили тротуар у ворот. Пришлось протискиваться между ними, да еще бегом.
У музея красный свет вынудил "форд" остановиться.
Теперь у них было крошечное преимущество. Улла замедлила бег, схватилась за правый бок.
— Быстрее, еще метров сто, ты должна!
Джимми обнял ее и потянул за собой.
На углу, когда до дома оставалось шагов пятьдесят, их обогнал "форд" и с визгом затормозил.
Все дверцы распахнулись. Пятеро бритоголовых выпрыгнули на тротуар, с криком набросились на них, сбили с ног.
Уже на земле, откатившись в сторону, Улла услышала, как закричал Джимми, увидела размеренные движения шнурованных сапог и почувствовала боль, словно это били ее. Раздалась команда:
— Кончай, хватит с этих легавых!
Она увидела, как сапоги стремительно удаляются, услышала, как захлопнулись дверцы и заработал мотор.
Джимми лежал на животе, защищая руками голову. Она осторожно тронула его за плечо.
— Они уехали, — прошептала она.
Джимми взглянул на нее, пытаясь улыбнуться. Лицо у него было в порядке. Тяжело дыша, он попробовал сесть. С трудом распрямил одну ногу. Нога двигалась.
Тогда он собрался с силами, сел на корточки и, опираясь на плечо Уллы, медленно поднялся. На негнущихся ногах прошел последние пятьдесят метров, затем с огромным трудом поднялся по лестнице. И почему только этот адвокат жил под самой крышей?
Книппель пригласил их в кабинет, усадил Джимми в кресло, налил "шерри".
— Это подкрепит жизненные силы, — сказал он и приготовился слушать рассказ Уллы.
— Можно взглянуть на фото в газете? — спросил он, когда она закончила.
Фотографию он рассматривал долго. Улла нервничала. Терпение не было сильной стороной ее натуры.
— Вы его знаете? — не выдержала она.
Старик поднял глаза, отложил лупу.
— Полной уверенности у меня нет.
Улла разочарованно вздохнула, но на Книппеля это не произвело впечатления.
— Я должен увидеть его в натуре, услышать голос.
— О ком вы говорите?
Джимми без сил полулежал в кресле, внимательно глядя на обоих.
— О Карле Аугсбургере.
Книппель встал и прошелся по комнате. Остановился перед Уллой.
— Ничего не поделаешь, придется подключить полицию. Вам это не по плечу. Дайте мне адрес свидетеля и газетную вырезку. Утром я им позвоню. Думаю, что кое-какие старые связи еще сработают.
Он положил бумаги на письменный стол, прижал скоросшивателем.
— А что делать с вами? — Книппель озабоченно взглянул на Джимми. — Наверное, нужен врач?
Джимми покачал головой. У него просто сильная слабость, и нужно немного полежать, чтобы прийти в себя. Уговоры Уллы действия тоже не возымели.
— Рентген? Чушь собачья!
— Ну хорошо, — согласился старик. По телефону он заказал такси.
— Как только что-то прояснится, позвоню, — пообещал он Улле и сунул в руки шоферу денежную купюру.
— Пожалуйста, развезите молодых людей по домам.
20
Хорсту Бринкману шел уже шестидесятый год и в отличие от многих сверстников он с нетерпением ждал, когда же этот год наконец кончится. В шестьдесят полицейские уходят на пенсию. Бринкман был хаупткомиссаром бохумской уголовной полиции. Он прошел по всем ступенькам служебной лестницы, получил все возможные надбавки и теперь твердо знал размер будущей пенсии. Начиная тридцать пять лет назад службу в полиции, он и помыслить не мог о таком — уйти в должности хаупткомиссара. Тогда хаупткомиссары считались "крупными шишками", и необходимо было добиться незаурядных успехов, чтобы дослужиться до столь высокого поста. Однако времена менялись. Карьера Бринкмана была тому лучшим свидетельством. Он не раскрыл никаких крупных дел и все свои повышения в буквальном смысле "высидел".
Адвоката Книппеля, которому Бринкман обязан был назначением в полицию, он не видел очень давно. Тем сильнее было его изумление, когда старик сам позвонил ему и договорился о встрече. Книппель приходился близким другом его отцу и по старой привычке обращался к комиссару только по имени. Бринкману не оставалось ничего другого, как продолжать именовать его "дядя Руди".
История, которую Книппель ему изложил, Бринкмана не убедила.
— По-моему, сильно смахивает на книжку "Эмиль и сыщики" [5] , — засомневался он.
5
Повесть для детей известного западногерманского писателя Эриха Кестнера (1899–1974).
Но старик продолжал настаивать.
— Ты бы хоть приказал внимательно исследовать мопед, Хорст.
— Они наверняка это сделали, но если тебе так хочется, я позвоню в Дальхаузен.
Там никто не мог припомнить такого случая. Дежурный попросил позвонить еще раз после обеда, когда на дежурство заступит другая смена.
Послеобеденный звонок Бринкмана имел хоть какой-то результат. Хауптмайстер Лохнер вспомнил происшествие и, порывшись в бумагах, нашел даже соответствующее донесение.
— Проверьте, были ли расследованы обстоятельства того несчастного случая, — попросил Бринкман.
Лохнер достаточно долго служил в полиции, чтобы не понять: что-то тут не так. Почему один из начальников комиссариата интересуется давно забытым простейшим случаем?
Нервно листал он донесение, пробегая скупые данные об обстоятельствах происшествия.
— Минутку, господин хаупткомиссар, я передам трубку коллеге Шванду, он как раз составлял донесение.
И, прежде чем Бринкман успел что-то ответить, Лохнер положил трубку на письменный стол и позвал Артура Шванда, предававшегося вместе с Эрвином Цибуллой столь полюбившемуся им с недавних пор детскому занятию.