Коричневый след

Шмиц Вернер

— Ничего. Только, что он лежит здесь и что ему лучше.

— Вы можете вспомнить, когда это было? — спросил Бринкман.

— За два дня до его смерти.

— А почему вы так точно помните этот срок?

— Это была первая смерть за время моей практики в больнице, — тихо ответила Илона.

— Вы можете вспомнить его голос? Можете сказать, какого примерно возраста был тот человек, что звонил?

— Нет.

— Но если он назвался братом Штроткемпера, выходит, и сам он был не первой молодости? — нашел зацепку

Бринкман.

Медсестра только пожала плечами.

Дальнейшие расспросы были бессмысленны. Бринкман повернулся к врачу.

— Мне нужен список всех пациентов, которые тринадцатого сентября находились в вашем отделении.

— К какому сроку?

— Немедленно.

Полчаса спустя Бринкман вместе с сестрой Хильдегард просматривал список. В нем значились фамилии и адреса двадцати двух пациентов мужского пола.

Номер восемнадцать Бринкман из списка вычеркнул: Эмиль Штроткемпер. После этого сестра еще раз сверила фамилии с имеющимися историями болезни. Осталось семнадцать. Опросить семнадцать человек за оставшуюся половину дня, даже при условии, что все они проживают в одном районе, было невозможно.

Бринкман позвонил в президиум, чтобы вызвать двух или трех полицейских. Естественно, все писали сверхсрочные донесения, отправлялись на сверхсрочные встречи, бежали на сверхсрочные совещания.

Какое-то время Бринкман все это выслушивал. После третьего отказа он взорвался.

— Меллер, через двадцать минут вы вместе с Херетом должны быть в госпитале святой Елизаветы в Линдене, мужское хирургическое отделение. Это приказ!

Он швырнул трубку. Еще одиннадцать месяцев. Достал сигарету и закурил; не обращая внимания на сердитые взгляды сестры.

— У вас в больнице есть какой-нибудь художник? — спросил он. — Ну чтоб он мог изготовить пару рисунков, на которых можно было бы узнать человека?

Он положил на стол газетную вырезку.

— Если и есть, то только внизу, в управлении.

Сестра разглядывала фото в газете.

— Один из них совершил наезд на Штроткемпера… возможно, совершил, — поправился он. — И если в вашей истории с инсулином что-то есть, то, значит, впоследствии он побывал и здесь.

— Но они совсем не похожи на убийц.

— А кто похож на убийц, сестра? Небритые, свирепые типы?

Монахиня улыбнулась, как школьница. Она еще раз взглянула на фотографию.

— Вот этого человека, кажется, я где-то видела.

— Какого? — быстро спросил Бринкман.

Лишь теперь он сообразил, что не предъявил фотографию персоналу.

— Вот этого, с тяжелой челюстью и торчащими ушами.

— А это, сестра Хильдегард, Ханс Эллердик, наш бургомистр!

Она проводила его по коридору туда, где он мог бы дождаться своих людей. В конце коридора, как всегда, сидели под окном махровые халаты. И, естественно, курили.

— Ой, — воскликнула сестра, — папаша Мертенс. О нем я совсем забыла. Это сократит вам по крайней мере одну дорогу, господин комиссар. Тот пожилой господин в красно-синем халате числится в вашем списке. У него не осталось никого из родных, и через каждые три-четыре месяца он просит врача дать ему направление в больницу.

Они подошли к группе. Махровые халаты тут же выбросили сигареты в окно. Карл Мертенс спрятал свою в кулаке.

Монахиня попросила его следовать за ней. По пути старик сунул сигарету приятелю и покорно зашлепал за сестрой.

— У меня несколько вопросов к вам, господин Мертенс, — начал Бринкман после того, как старик медленно уселся к столу. — Вы ведь находились здесь в сентябре, так?

— Да, в сентябре был. У меня тогда что-то разболелась спина, господин комиссар. Я еле ходил. Поэтому доктор Шюр-хольц и отправил меня сюда. Я тогда еще ему сказал: все, что угодно, только не больница. Но он решил, что больше мне ничто не поможет. Тут уж пришлось смириться, господин комиссар.

Когда он говорил, голова его тряслась, как у черепахи на заднем стекле бринкмановского автомобиля.

— Вы меня неправильно поняли, господин Мертенс. Единственное, что меня интересует, это пациент, лежавший тогда в палате интенсивной терапии, Эмиль Штроткемпер. Может, вы помните его.

Мертенс перевел дух.

— Знаете, господин комиссар, — ответил он, — я его вообще ни разу не видел. Он ведь не выходил из палаты.

— А тех, кто его посещал, вы видели?

— Тех, кто посещал, да. Его много посещали. Молоденькая такая девушка, она приходила почти каждый день. Все наши ребята вылупляли глаза, когда она приходила.

— Это была внучка Штроткемпера, господин Мертенс. А больше вы никого не видели?

Мертенс подумал. Его голова затряслась чуть сильнее.

— Нет, больше я никого не видел.

А если так будет все семнадцать раз, подумал Бринкман. Он извлек из кармана газетное фото и положил на стол перед стариком.

— Вы видели кого-нибудь из этих людей? Я имею в виду здесь, в больнице?

Мертенс прищурил глаза, держа вырезку на расстоянии вытянутой руки.

— Я должен принести очки, господин комиссар, — сказал он. — Иначе ничего не получится.

Через три минуты он снова появился в раздаточной. Древние ветхие очки украшали его птичье лицо.

Бургомистра он узнал сразу.

— Но вы ведь не его разыскиваете, господин комиссар, правда?

Бринкман подтвердил. Папаша Мертенс уставился на остальных.

— Вот этого, с седыми волосами, его я видел здесь. — Палец старика ткнулся в лицо Лембке. — Он был здесь в коридоре. Я даже ехал вместе с ним в лифте, хотел спуститься в киоск и купить сига… э-э, бутылку воды.

— Вы в этом абсолютно уверены, дедушка Мертенс? — вмешалась сестра Хильдегард, до тех пор молча стоявшая у буфета.