Коридор
Шрифт:
– – А тебе бы тоже неплохо фамилие поменять, – уже чуть сварливым голосом сказала соседка.
– Ха-ха-ха, – тоненько захихикала Оля. Наконец все снова сели за стол, и Александра Иннокентьевна поднялась с бокалом в руке.
– А где же все-таки Лева? – уныло спросила Липа.
– Ха-ха-ха… Вы знаете, Олимпиада Михайловна, я 'ведь историк по профессии, прошу простить мне историческое сопоставление… Наполеон, когда сочетался вторым ^браком с внучкой прусского короля, сам не смог прибыть на бракосочетание, вместо себя он прислал
– Лева был женат? – испуганно перебила ее Липа, рюмка в ее руке дрогнула – темное вино выплеснулось на белоснежную скатерть – Осторожно, – прошипела Люся.
– Надо солью… Где же соль? – прощебетала Оля. – Ха-ха-ха…
– За наше знакомство! – наконец провозгласила Александра Иннокентьевна. – Пусть наши дети будут счастливыми!
Георгий потянулся к заготовленной рюмке с водкой, но, заметив недовольный взгляд старшей дочери, отодвинул водку подальше и налил себе в бокал сладкого вина Доверху.
Все чокнулись. Георгий выплеснул в рот вино и по привычке сморщился.
Александр Григорьевич за обедом говорил мало, чувствовалось, что он еще недостаточно акклиматировался в Москве после двухлетнего отсутствия. Кроме того, ему недавно вставили зубы – и он никак не мог приспособиться к протезу. Почему-то ел он на особенной тарелке простой белой. Туберкулез, – шепнула матери Люся.
– Люсенька, вы читали «Безобразную герцогиню» Фейхтвангера? – спросила вдруг Оля.
Липа поперхнулась, учуяв подвох, открыла рот, чтобы вступиться за беременную дочь, но Люся остановила ее чуть заметным уверенным жестом. Над столом повисло молчание. Старинные часы на пианино пробили шесть раз, Люся дожевала пирожок, оставшийся от бульона, вытянула серебряного манжета салфетку, промокнула ею губы и не брежно бросила салфетку на стол. Аня, испуганно наблюдавшая за сестрой, в восхищении покачала головой!
– Чи-та-ла, – растягивая губы в узкой улыбке, по складам пронесла Люся.
– Где же вам удалось достать эту книгу? – заворковала Оля, делая рот бантиком. – Такая редкость…
– Да, ее трудно достать… на русском языке. На немецком легче. Я ее читала на языке оригинала.
– Шлрехен зи дойч? – удивилась Александра Иннокентьевна.
– Конечно, – с достоинством ответила Липа вместо дочери. – Скажи что-нибудь, Люсенька.
– А Лева совсем не умеет играть на пианино? – по-немецки спросила Люся, намеренно повернувшись к Оле.
Оля замотала головой, как бы отбиваясь от немецких слов. Александра Иннокентьевна наморщила лоб, сняла пенсне: по всей видимости, ей трудно было понять немецкую речь Люси с тюрингским акцентом фрау Ци
– Шура! – вскричал вдруг задремавший было Александр Григорьевич. – Немедленно прекрати! Никаких иностранных разговоров! В моем доме говорить по-русски! – Новые зубы Александра Григорьевича устрашающе лязгали.
– Саша,
– Не откажите в любезности, Ольга Александровна, а как в настоящее время обстоит дело в школах? – Липа решила завести светский разг– Я имею в виду: не уходят ли старших классов учащиеся в связи с введением платы за обучение?
– Отдельные случаи, к сожалению, есть, – ответила Оля, оставив Липу довольной тем, что и ей удалось высказаться на внешние, не касающиеся брака, темы.
Зашел разговор о политике. Александр Григорьевич снова заволновался, но Александра Иннокентьевна, во– время уловив недовольство мужа, свернула на безопасную тему о судьбах испанских детей.
– Вы знаете, Олимпиада Михайловна, я даже подала заявление в МОПР с тем, чтобы мне предоставили на воспитание испанского ребенка-сироту. Даже испанский язык выучила. Но, к сожалению, все дети уже были розданы.
– Ну вот теперь и у вас будет свой внучек, – наивно улыбнулась Липа. – Будете нянчиться…
– Ну что вы! – кокетливо замахала на нее руками Александра Иннокентьевна. – У меня такая ответственная работа!.. И столько интересных дел… Что вы, Олимпиада Михайловна…
– Но вы же сами… – начала было Липа, но Люся зыркнула на нее, и Липа тут же закрыла рот.
– Знаете, Олимпиада Михайловна, для меня дело прежде всего. Я когда родила Олю, а это было, если мне не меняет память, в пятнадцатом году…
– Мама! – негромко воскликнула Оля.
– …Я родила Олю и ушла на фронт сестрой милосердия, – закончила Александра Иннокентьевна. – Представьте себе, Олимпиада Михайловна, я такая.
Далее обед шел спокойно. Небольшой конфуз случился лишь во время чаепития. Александра Иннокентьевна Попросила Липу передать ей менажницу, и Липа долго хваталась не за те предметы на столе.
Лева пришел, когда Бадрецовы толпились в передней, одеваясь.
С порога он забормотал что-то про институт, лабораторные, зачеты… Люся передернула плечами и отвернулась к вешалке.
Лева пожал руку Липе, Георгию…
– А я думала, вы красивый… – разочарованно протянула Аня, когда Лева подал ей руку.
– Аня! – смутился Георгий.
Люся молча постояла спиной ко всем, потом обернуласъ ц тяжело вздохнула:
– Сыграл бы ты, Лева, Шуберта.
Ребенка назвали Таня. Татьяна Львовна Цыпина.
с первых же дней ее жни почувствовала себя й, как будто вся ее предыдущая жнь была пготовкой к этой главной роли.
было, кто будет нянчить ребенка. Глаша давно вышла замуж, а новую домработницу с прибавлением семейства поселить было негде.
– Пусть Анька бросает школу на год и сидит с ребенком, – заявила Люся. – Не бросать же мне институт!
Липа, восемь дней живущая исключительно интересами внучки, всерьез задумалась над предложением старшей дочери, но Георгий схватился за голову: