Коридор
Шрифт:
– Дедуль, водка вкусная?
– Ишь ты, любознательный какой, – усмехнулся дед. – Ты учись лучше. Ась, не поверишь, учебников приволок– гору, не соврать. Десять штук.
– Шесть, – сказал Ромка.
– Чего шесть?
– Шесть учебников, а не десять.
– Вот и учи, раз шесть. А ты разве учишься? Одни слезы, а не учение. Ты вот знаешь, почему тебя Романом назвали?
– В честь дяди Ромы, бабулиного брата. У него была броня. И очки плюс шесть. А он пошел в ополчение, погиб под Истрой.
– Бронь, а не броня, – сердито
– Бабуль, правда, «броня»?
– Броня, деточка, броня. Жоржик, ну, что ты пристал к ребенку! Выпил – так молчи.
– Опять глупости говорит, – заплетающимся языком пожаловался дед Асе. – Лоб у тебя, Лип, здоровый, как у Сократа, а головка слабенькая… Я, Ась, до войны, можно сказать, и не пил. Ну, что там, по праздникам… А потом Липа с ребятами в Свердловск уехала, а меня завод взрывать оставили, если что. А на заводе спирт. Здесь рубильник под током, а тут вот – спирт. Завод-то, слава богу, не взорвали – сибиряки подоспели, – а это дело полюбил, – дед щелкнул себя по шее, – полюби-ил, врать не стану. Не то чтобы, но и… А тут, видишь, еще у Люськи беда… – Он сделал винтообразное движение головой и смолк, отдыхая от длинной фразы и одновременно подыскивая новую тему для разговора. Но не подыскал. – А черт с ней! – Он, слегка колеблясь, встал из-за стола.
– Ты чего? – удивилась Липа.
– Принесу, – как будто с кем-то споря, категорически махнул рукой дед и вышел комнаты. Через несколько секунд он вошел, держа в руке ополовиненную четвертинку.
Липа укорненно пожала плечами, но промолчала, чтобы не портить Асе «именины».
– Наливай, – приказал дед, внимательно проследив, как Ася наполнила стопки. Ася налила, выровняла уровень, подлив туда-сюда, и дед продолжил начатую тему, тыкая пальцем внуку в стриженую голову:-Мать доводит. Дово-о-одит. Не учится ни хрена. Иной раз пришиб бы…
Ромка, поняв, что речь снова о нем, стал жевать тише, чтобы не пропустить интересного.
– …Люська не велит. А то как бы хорошо: тюк молоточком по темечку – и все! Люська бы три дня поплакала, а зато потом какая бы жнь. А то – один нос у бабенки остался!.. Нет, Ась, ты скажи, можно?! Можно? А мне все равно где помирать, что здесь, что в тюрьме… Вон сейчас мать в больнице… Каково это женщине?..
– Георгий! – запоздало, потому что тоже с интересом слушала мужа, взметнулась Липа.
– Пускай, бабуль. Дедуля ведь в шутку. Да, дедуль? А мама не в больнице, она в родильном доме болеет. У нее ребеночек умер маленький.
– Береги мать-то, Ромочка, – всхлипнула Ася. – Мать-то у тебя золото, не то что отец…
– Ася! – одернула Липа соседку. – Такие слова!.. Лева очень хороший отец. Просто он живет у родителей в связи… с у-у-у…
– Ты знаешь, какой ты должен быть человек?.. Ведь ты ж не на мать, не на отца, ты же на Анечку похож! Лип! Поди-ка с этого бока посмотри.
– Ох, Георгий, Георгий, – покачала головой Липа, но пошла поглядеть на внука, откуда велел дед.
– Вылитая Анечка, – умиленно пронес дед. – И глазки, и носик, и реснички…
Липа поглядела на внука, на фотографию Ани, опять на внука, опять на Аню…
– Действительно. Ты, Жоржик, только Люсе не говори. Люсе это может и не понравиться.
– Лип, а ты знаешь, чего может статься? Вот он вырастет – и характером тоже на нее будет похож, а? Может, тогда и пришибать не надо. Да не-е-ет. – Дед вдруг разом помрачнел и обреченно махнул рукой: – Аня с первого класса отличница была… Не-е, наверняка сволочной характер будет, как у Люськи! А-а! И у Таньки весь норов Люськин, и этот вырастет – туда же!.. Вот у Ани были бы детки!..
– Бабуль, я пойду погуляю, а?
– А немецкий? Ася, уходи, ребенку надо учить уроки.
– Сидите, тетя Ася! – закричал Ромка. – Бабуль, я все выучил.
– Иди, Ась, иди, – строго повторила Липа, убирая стол для уроков.
Ася ушла. Дед лег на кровать, положив под ноги газету, чтобы не развязывать шнурков. Шнурки он пришивал к заднику тапочек и завязывал их на щиколотке.
– Дедуль, ты, если спать хочешь, ложись совсем, я тебе шнурки развяжу.
– Рома, не отвлекайся. Где твой портфель?
Липа нацепила очки, проверила домашнее задание. Домашнее задание было выполнено без единой ошибки. Ромка, скромно потупив глаза, сидел рядом, мусоля палец во рту.
– Не грызи ногти, – не глядя на внука, сказала Липа. – Странно. Ни одной ошибки. Странно.
Ромка вздохнул, великодушно прощая бабушке ее недоверчивость. Он и без нее знал, что домашнее задание выполнено без единой ошибки, потому что он очень аккуратно и внимательно списал его у Лены Шаровой.
– Теперь слова, – сказала Липа.
– Ну, бабу-уль, – заканючил Ромка. – Меня уже Таня проверяла…
– Когда? – насторожилась Липа.
– Вчера… – с безнадежностью в голосе промямлил Ромка.
– Ой, врешь! Доставай.
Ромка достал мятый словарик, сделанный тетрадки.
– Там в конце.
– Ди швестер? – прочитала Липа и подняла на внука глаза в очках.
– Сестра, – наобум ляпнул Ромка.
– Правильно, – кивнула Липа. – Молодец. Дер шранк?
– Брат, – не задумываясь, гаркнул Ромка, уверенный, что счастье улыбнется ему и второй раз.
– При чем здесь «брат»? Шкаф, а не брат. Ну-ка, ну-ка…
Ромка понял, что вляпался.
Целый час он долбил слова под мерный храп деда. Радио пикало два раза, потом три. Ромка даже вспотел от напряжения. Наконец Липа проверила его и осталась Довольна.
– Знать язык – очень полезно, – наставляла она внука, пока тот стремительно убирал учебники и тетради в портфель. – Нас, студентов, после февральской революции…
– Октябрьской.
– После февральской, – с нажимом на «февральской» сказала Липа. – Ты разве не знаешь, что в семнадцатом году было две революции: сначала февральская, а потом уж – Октябрьская.