Кориолан
Шрифт:
Зачем они не варвары, которым
Они подобны, хоть родились в Риме,
А римляне, с которыми ничем
Не схожи, хоть зачаты у подножья
Холма Капитолийского?
Иди.
Заставь молчать свой правый гнев и верь:
Наступит час возмездья.
Я свалил бы
В бою таких с полсотни.
Да
Пришиб двух лучших — парочку трибунов.
Но здесь нас чернь своим числом подавит.
Стоять же пред готовым рухнуть зданьем —
Не мужество, а просто безрассудство.
Уйди, пока толпа не возвратилась
И все, пред чем обычно отступала,
Не смыла, как разлив, плотину.
Скройся,
Чтоб попытаться мог мой старый ум
Унять безумных. Если рвется платье —
Любой лоскут пригоден для заплаты.
Идем.
Кориолан, Коминий и другие уходят.
Он слишком прям, чтоб в мире с миром жить.
Нептун трезубцем и Юпитер громом
И те его польстить им не принудят.
Мысль у него со словом нераздельна:
Что сердце скажет, то язык повторит.
Позабывает он в минуты гнева,
Что значит слово «смерть».
За сценой шум.
Ну, будет дело.
Желал бы я их уложить в постели.
А я бы — в Тибр. Ах, черт! Зачем он не был
Повежливее с ними!
Входят Брут и Сициний с толпой плебеев.
Где ехидна,
Где тот, кто Рим задумал обезлюдить,
Чтоб в нем царить?
Почтенные трибуны…
Он будет сброшен со скалы Тарпейской,
Затем что воспротивился закону
И потому законом без суда
Передается в руки строгой власти,
С которой не считался.
Пусть узнает,
Что наши благородные трибуны —
Уста народа, мы же — руки их.
Да-да, пускай!
Послушайте…
Умолкни!
Зачем
Взять и без боя можно?
Для чего
Ему помог ты скрыться?
Дай сказать. —
Не хуже, чем достоинства, известны
Мне недостатки консула.
Какого?
Кориолана.
Консул? Он?
Нет, нет!
Могу ль я, люди добрые, сказать
С согласия трибунов два-три слова,
Которые лишь несколько минут
У вас отнимут?
Говори, но кратко:
С изменой ядовитою покончить
Нам нужно быстро. Если мы изгоним
Предателя — опасность нам грозит,
А если здесь его оставим — гибель.
Сегодня он умрет.
Да не потерпят
Бессмертные, чтоб Рим, чью благодарность
К его сынам, себя покрывшим славой,
Заносит сам Юпитер в книгу судеб,
Пожрал своих же собственных детей,
Бесчувственному зверю уподобясь.
Он язва. Надо вырезать ее.
Он член, который язва поразила.
Лечить его легко, отсечь — смертельно.
Чем заслужил он казнь, чем Рим обидел?
Тем, что громил его врагов? Иль тем,
Что за отчизну пролил больше крови,
Чем в жилах у него теперь осталось?
Пролив ее остаток, вы навеки
На всех, кто это допустил иль сделал,
Положите пятно.
Слова пустые!
И вздорные. Народом был он чтим,
Пока любил отчизну.
Разве ногу,
Служившую нам верно, мы не ценим,
Когда ей омертветь случится?
Хватит. —