Корни дуба. Впечатления и размышления об Англии и англичанах. (c иллюстрациями)
Шрифт:
Отвоеванные у кельтов земли активнее всего заселяли саксы. Это был народ земледельцев. В противоположность фантазерам и мечтателям кельтам они отличались трезвым практическим умом. Именно от крестьянской натуры саксов английский характер наследует свою склонность ко всему естественному, простому, незамысловатому в противовес всему искусственному, показному, вычурному; свою прозаическую деловитость, ставящую материальную сторону жизни выше духовных ценностей; свою приверженность к унаследованным традициям при недоверии ко всему неизвестному, непривычному, тем более иностранному; свое преувеличенное пристрастие к домашнему очагу как символу личной независимости.
Саксонские черты
Пока англы, саксы и юты, сменившие римлян, продолжали оттеснять кельтов все дальше на север и на запад, у восточного побережья появилась новая волна завоевателей – скандинавских викингов. Эти профессиональные мореходы внесли в английский характер еще одну существенную черту – страсть к приключениям.
Англичанин любит землю: сельский покой, зеленые луга, разделенные живыми изгородями, мирно пасущиеся стада. Но в душе этого домолюбивого сельского жителя есть окно, открытое морю. Англичанин всегда чувствует его манящий зов, романтическую тягу к дальним берегам, что лежат за горизонтом. Вся история Англии, ее торговля, политика, искусство пронизаны морем, насквозь просолены им.
Наконец, последней волной завоевателей, достигших английских берегов, были норманны. Выходцы из Скандинавии, они осели сначала на севере Франции, в Бретани, где смешались с местными кельтскими племенами. С тех пор как войско норманнского герцога Вильгельма пересекло Ла-Манш в 1066 году, Англия больше не гнала чужеземных вторжений.
Главным из того, что норманны привезли с континента, была развитая феодальная система. Она была основана на строгой социальной иерархии, которая кое в чем сохранила свою силу вплоть до наших дней. Вильгельм Завоеватель поделил страну между своими баронами и создал аристократию, основанную на крупном землевладении. Рыцарский кодекс чести, как и владение землей, стал отличительной приметой правящей элиты.
Английское представление о честности и порядочности основывается на идеалах рыцарства. Долг приходить на помощь слабому, великодушие к побежденному, борьба одинаковым оружием – все это легло потом в основу критериев джентльменского поведения, обрело более современную форму в английской концепции честной игры.
Норманны были людьми действия. Они презирали красноречие, показной экстаз и считали одной из главных добродетелей способность держать свои чувства в узде. Описанная в романе Вальтера Скотта «Айвенго» борьба норманнского и саксонского течений в английской жизни продолжалась в последующие века с переменным успехом. Верх одерживало то норманнское течение, основанное на идеалах феодального рыцарства и аристократического либерализма, то саксонское течение с его крестьянской практичностью, узкой прямолинейностью и строгой моралью.
Пуританская этика, наложившая глубокий отпечаток на характер не слишком-то религиозных англичан, соединила в себе оба этих потока, хотя саксонского в ней, пожалуй, больше, чем норманнского. В представлении пуритан божьими избранниками являются лишь немногие. Остальные же должны хотя бы внешне соблюдать заповеди церкви и ее морального учения. Отсюда, разумеется, рукой подать до лицемерия.
В пуританской этике коренится и английский индивидуализм. Раз никто не допускает постороннего вмешательства в свои отношения с богом, никто также не посягает на неприкосновенность этих отношений у других. Это, с одной стороны, порождает английский такт, но, с другой стороны, изолирует человека от окружающих. Пуританская заповедь «помогай сам себе» одновременно воплощает английское представление о личной свободе и английское себялюбие, чреватое одиночеством.
Каждая волна завоевателей вложила свой капитал в английский банк. Все они перемешались. Ни одна из них не исчезла. Ни одна из них не сдалась безоговорочно. Все они остались живыми по сей день, сосуществуя и борясь друг с другом. Вот почему английская натура столь полна противоречивых импульсов: ей присуща практичность и мечтательность, любовь к комфорту и любовь к приключениям, страстность и застенчивость.
Англия видит свое лицо в Шекспире, потому что ее прославленный сын в совершенстве воплощает в себе ее характерные черты: англосаксонскую практичность и кельтскую мечтательность, пиратскую храбрость викингов и дисциплину норманнов.
При всем своем консерватизме и флегматичности англичане самый авантюристичный из народов. Какая страна может похвастать таким созвездием первооткрывателей, мореплавателей, землепроходцев? Со времен Дрейка англичане прокладывали пути в неведомое, неся во все уголки земли свой образ жизни, даже свой послеобеденный чай, ибо, будучи восприимчивыми в крупном, oни делают мало уступок в мелочах.
Хотя англичане прославились как исследователи и колонизаторы и хотя они распространили английский язык и английское право по всему свету, они самый провинциальный из народов.
Английскую душу можно уподобить не саду, где природа подчинена геометрии, и не первобытному лесу, а парку, где природа сохраняет свои права настолько, насколько это совместимо с удобством для человека; она, по существу, является таким же компромиссом между естественным и искусственным, как английский парк.
Walking toward the Long Water.
Kensington Gardens, London.
Одна из самых привилегированных публичных школ Англии однажды пригласила на кафедру французского языка профессора из Парижа. Ему отвели лучших коттедж со старинным садом, которым гордились многие поколения прежних обитателей. Это был, в сущности, английский парк, распланированный так умело, что выглядел вовсе нераспланированным. Это был уголок природы, возделанной столь искусно, что казался вовсе невозделанным.
Французу, однако, такая «запущенность» пришлась не по вкусу. Наняв садовников, он принялся выкорчевывать вековые деревья, прокладывать дорожки, разбивать клумбы, подстригать кусты – словом, создавать геометрически расчерченный французский сад. Вся школа – как преподаватели, так и воспитанники – следила за этими переменами безмолвно. Но парижанин тем не менее чувствовал, что со стороны окружающих к нему растет какая-то необъяснимая неприязнь. Когда француз с немалым трудом допытался, наконец до причины подобного отчуждения, он был немало удивлен: «Но я ведь старался, чтобы сад стал красивее!»