Коробейники
Шрифт:
Он позвонил на следующий день вечером: в три часа утра ожидается первый ковш хромистой стали. Однако ни эта, ни две следующие плавки не получились. Прошла неделя. Наконец экспресс-анализ оказался в норме. Стоя на галерее, Юшков видел, как внизу под его ногами наполнялся ковш, вмещающий в себя четыре вагона стали. Теперь нельзя было терять ни минуты. Он побежал в производственный отдел.
Перед столом Ирины Сергеевны было несколько человек. Юшков встал в хвост очереди. Ирина Сергеевна разбиралась с пенсионного возраста человеком, какие-то цифры в их бумагах не сходились.
Нацепив очки, человек тыкал дрожащим
Зазвонил телефон, и она сняла трубку. Звонил Игорь. У него получился второй ковш. Среди разговора Ирина Сергеевна быстро взглянула на Юшкова и сказала: «Нет, не появлялся». Юшков даже не догадался, а почувствовал, что говорят о нем. «Да что уж ты так для него стараешься? — удивилась она, нажала на рычаг и, по-прежнему не поднимая головы, сказала: — Ты, я вижу, всюду успел». В очереди не поняли, к кому это относится. Набрала новый номер: «Сергей Митрофанович, можно зайти к вам с одним товарищем?» Вышла из-за стола, велела Юшкову: «Идите со мной».
Очередь покорно осталась ждать ее возвращения.
«Куда мы идем?» — спросил Юшков в коридоре. Она сказала: «Вам же нужно четыре вагона».
Перед кабинетом Борзунова стояла очередь. Замыкал ее громкоголосый киевлянин. Он уже не разглагольствовал, а жадно прислушивался к разговорам. Ирина Сергеевна провела Юшкова мимо очереди. Борзунов сказал: «А-а, кого я вижу!» Лицо против его воли оставалось насмешливым, и получалось, будто бы он произносил приветливые слова не всерьез, а лишь изображая человека, который произносил бы их всерьез. Однако был рад, усадил, болтал о пустяках. Ирина Сергеевна потрогала землю в цветочных горшках на подоконнике, упрекнула начальника: «Кто тут у тебя за цветами смотрит, скоро завянут». Занялась ими.
Приведя Юшкова, она тем самым сделала для него все, что было нужно. Больше от нее ничего не требовалось. «Что, Ириша,— сказал наконец Борзунов,— два вагона ему сделаем?»
Юшков стал объяснять про свои шесть вагонов. Борзунов заскучал. Он ждал благодарности, а его опять уговаривали. Ирина Сергеевна обрывала желтые листья на цветах. Сказала, не оборачиваясь: «Я в цех звонила. У них второй ковш получился. Закладывают третий», «Четыре вагона сделаем, — решил Борзунов.— Остальное — как получится». Ирина Сергеевна тут же позвонила диспетчеру блюминга: «Один ковш на тридцать шестой заказ».
В коридоре Юшков сказал: «Осталось еще два вагона».— «Больше он не мог вам дать,— холодно ответила Ирина Сергеевна.— Если получится третий ковш, тогда видно будет».— «Я не понимаю этой арифметики,— сказал он.— Почему четыре, а не три и не пять?» «А почему вы капризничаете? — рассердилась
Шагая под белым, как огнеупорный свод печи, обжигающим небом к сортопрокатному, Юшков вспоминал свой заискивающий голос и морщился. Вошел через стальную калитку в цех, в прохладу. Вентиляторы гнали освежающий воздух. В застекленной конторке Володя подписывал мятые, захватанные грязными руками сертификаты. «Пошел тридцать шестой заказ,— предупредил Юшков.— Давай, Володя, обойдемся на этот раз без неприятностей». Тот поднял голову как человек, которого вывели из глубокой сосредоточенности. Изможденное лицо изображало достоинство: «Если Володя сказал, он своему слову хозяин». Юшков едва удержался, чтобы не извиниться.
Рабочий день в производственном отделе кончался в четыре. Юшков пришел на несколько минут раньше. Перед столом Ирины Сергеевны стояли люди. Было несколько новых, приехавших после воскресенья. Ирина Сергеевна быстро взглянула, и он понял, что она ждала его и случилось что-то неожиданное и неприятное. В очереди тоже заметили, что она не в духе, никто не спорил с ней, и вскоре не осталось никого. Ирина Сергеевна подхватила сумочку и сказала: «Третий ковш не получился, но вас это пусть не волнует. Борзунов распорядился, чтобы вам выдали шесть вагонов». А он уже решил было, что отобрали его сталь. «Требуй у меня все что хочешь»,— сказал он.
Она молчала. Вышли на улицу. «Только что дочка звонила. Просила скорее прийти. Муж приехал. Скандалит в квартире, крушит там все. Дочка к соседям убежала». «Может быть, мне поехать с тобой?» — предложил он. Она усмехнулась. Он попросил: «Дай мне твой телефон». Опять усмехнулась. Автобуса не было. Юшков остановил такси. Когда проезжали через мост, Ирина Сергеевна сказала: «Долго же ты собирался попросить телефон».
Она вышла около дома, а он вернулся в гостиницу.
Он выполнил задание. Кончались вынужденное безделье и порочная гостиничная скука, вместе с ними кончалось непонятное томление, которое всегда тревожит оседлых людей вне дома. Через день-два отправят его вагоны, он запишет их номера и уедет отсюда. Оставалось только ждать.
Гостиница опостылела, но, кроме нее, деться было некуда. Сосед лежал на кровати, спросил: «Сколько ковшей получилось, два или три?» — «Я слышал, три».— «Полтора, значит, тебе...» — «Почему мне?» — «Разве нет?» — удивился нижнетагилец. Юшков промолчал. «Мне какая разница? — сказал нижнетагилец.— Я не завистливый».
Утром Юшков проснулся с мыслями о доме и, удивившись им, вспомнил: последний день! Дежурная администраторша принесла телеграмму с завода: срочно требовался еще один заказ, углеродистый лист. Юшков отнес эту телеграмму Ирине Сергеевне. Она прочла, тут же позвонила диспетчеру, и дело было сделано. Киевлянин, которому только что отказали и который крутился в комнате между столами, не зная, что предпринять, кинулся к ней: «Вы ж мэнэ казалы, шо этого листа нет! Почему мэнэ нет, а ему есть?» «Идите жаловаться,— отрезала Ирина Сергеевна.— У вас это хорошо получается». Он подвигал челюстями и ушел. «Правдоискатель»,— сказал кто-то в очереди, подлаживаясь к Ирине Сергеевне.