Коробейники
Шрифт:
С Хохловым он разговаривал по-настоящему только однажды, после первой командировки. Заместитель директора сам захотел тогда выслушать новичка. Если и рассердился, то не подал виду. «Вам такие дела не нравятся? Мне тоже не нравятся. Но что вы предлагаете конкретно? Самый идеальный план не может предусмотреть все. Из-за чего у нас так с поворотным кулаком? В чертежах его заложили из простой углеродистой стали. Во всех нормативах стояла сталь сорок. А потом потребовалось уменьшить износ и пришлось перейти на хромистую сталь. Можно было это знать наперед? Виноват кто-нибудь? Да будь все точно по плану, мы с вами были бы не нужны. Работала бы вместо нас ЭВМ. И на будущее мой вам совет: деловой человек не о том должен думать, хороши или плохи обстоятельства, а о том, как эти обстоятельства
Юшков собирался менять систему хранения сталей и после рабочего дня, когда оставалось время до электрички, бродил по заводской окраине, где около высокой кирпичной стены лежали штабеля штанг, тронутых ржавчиной, нагретых солнечными лучами. Тут было безлюдно и тихо. С белесого неба сыпалась гарь близкого литейного цеха. Над головой лениво дергался мостовой кран. Железнодорожная ветка кончалась тупиком, среди шпал и у стены кое-где торчали кустики полыни. Гарь покрывала их ржавым слоем, но стоило, сорвав бархатистый, с бурыми головками стебелек, растереть его между ладонями, возникал горький запах степи и вспоминался обрыв над старицей в Черепановске.
Однажды в конце сентября Хохлов вызвал его к себе в кабинет. Юшков вошел и увидел Ирину Сергеевну. Около стола снисходительно улыбался Борзунов, как человек, знающий, что ему тут не могут не быть рады, и, как и прежде, после мгновенного удивления, какой тот высокий и красивый, возникло настороженное чувство: откуда в этом красивом лице неудовлетворенность и истеричность, удастся ли ему их сдержать? Ирина Сергеевна тоже улыбалась. Она сидела достаточно далеко от мужчин, как подчиненная, допущенная к разговору старших.
Они приехали на соседний завод решать свои вопросы, там что-то им нужно было для комбината, какие-то приборы, и Хохлов тут же взялся устроить все их дела. На некоторое время улыбка Борзунова даже стала смущенной: уже одно то, что приехали сюда они с Ириной Сергеевной, а не те, кто занимался по должности приборами, говорило, что на помощь автозавода они рассчитывали заранее и, кроме того, смотрели на командировку свою как на маленький отдых. Им ничего не пришлось объяснять Хохлову, не пришлось просить, он сам все понимал. Тут же заказал два номера в гостинице, гостей увезли устраиваться, а все остальное он поручил Юшкову, велев принять гостей по высшему разряду. В помощь он отрядил свою служебную машину с водителем, средних лет женщиной Антониной Григорьевной, и, поскольку дело для Юшкова было новое, отрядил еще одного человека, в таких случаях, как он сказал, незаменимого. Человек этот, Анатолий Витольдович Белан, был, как и Саня Чеблаков, заместителем начальника в отделе кооперации. Юшков его знал мало. Они сговорились по телефону, что им следует делать. Втайне гордясь своей незаменимостью и доверием начальства, Белан счел приличным пожаловаться: «Вот же жизнь, Юшков! Уже с кем пить вечером, и то начальство решает. Денег сколько у тебя?» «Сколько надо?» — спросил Юшков. Белан прикинул: «Четверо в «Туристе»... сотню готовь». Гости были не его, а Юшкова, стало быть, деньги должен был готовить Юшков, а от Белана требовался лишь талант потратить их как можно приятнее для гостей.
Прежде всего Юшков отправился искать Тамару. Так звали землячку, которая как-то забрела сюда в поисках работы. Это было в день свадьбы Юшкова. Тогда она повстречалась в коридоре и обрадовалась старому знакомому: «Мне просто не везет, Юрий Михайлович. Всюду требуются, требуются и требуются, а как я появляюсь, так никому ничего не надо». Она умудрилась уволиться со своего завода, не подыскав предварительно другой работы. Ее выселяли из прежнего общежития, и она теряла городскую прописку, но выглядела бодрой, не хуже, чем в Черепановске. Но и не лучше. Юшков представил ее длинную плоскую фигуру в отделе кадров, представил себя
Он нашел ее у окна в конце коридора. Она курила вместе с Наташей Филиной. Спросила: «Гости из Черепановска пожаловали? Кто?» Он ответил. Она промолчала, только посмотрела вопросительно. Послушно поплелась за ним в комнату, села писать заявление на материальную помощь: «...в связи... в связи... в связи с чем, Юрий Михайлович? Я напишу: в связи с тем, что мне не везет в жизни». «Пиши: в связи с переездом на новую квартиру»,— подсказал он. Написала, выразительно вздохнула и побежала собирать подписи на заявлении. Она ни в чем не отказывала, безропотно ездила в командировки и терпеливо сносила неприязнь женщин в секторе, потому что знала: Лебедев не хотел ее сюда брать и Юшкову пришлось уговаривать начальника.
Юшков позвонил Ляле, чтобы она не ждала его скоро и ночевала у родителей. Без четверти четыре он сидел в светлой служебной «Волге» рядом с Антониной Григорьевной. Она читала затрепанную библиотечную книгу, беспрестанно поправляя волосы на затылке, а он всматривался в людской поток, текущий из всех четырех дверей центральной проходной.
Влез в машину Белан. «Ну, рассказывай, Юра, подробно, с кем сегодня гуляем». Выслушал, спросил: «Эта Ирина Сергеевна — хорошенькая?» «Ничего»,— сказал Юшков. Антонина Григорьевна не отрывалась от книги. Белан деловито поинтересовался: «Так ее функция чисто эстетическая? Или, может быть, взрыв безумной страсти, римские каникулы вдвоем?» — «Думаю, просто упросила взять с собой,— ответил Юшков. — Они дружат семьями».— «Допустим. В любом случае ее интересуют только магазины,— решил Белан.— Вот и пусть в них пасется, пока мы куда-нибудь съездим».
Они позвонили гостям из вестибюля гостиницы. Ожидая их, Юшков сидел на кожаном диванчике. Две сухощавые женщины рядом рассматривали замысловатые бронзовые барельефы на стенах и разговаривали по-немецки. Створки дверей, ведущих в ресторан, тоже были покрыты чеканной бронзой с ромбами рубинового стекла, вправленного в бронзовую решетку. Белан уточнил в ресторане, какой столик им оставлен, и прогуливался по ковровой дорожке, поглядывая на себя в зеркала. Светлые его волосы, прямые и длинные, за ушами и на висках седели: лет ему было около сорока.
Вышли из лифта Борзунов и Ирина Сергеевна в платье с яркими цветами по черному полю. Юшков помнил ее в этом платье на дне рождения. Он знакомил гостей с Беланом. Они стояли посреди вестибюля, Борзунов, возвышаясь над всеми, говорил и смеялся громче, чем было необходимо, и немки посмотрели на него с затаенным женским любопытством; одна что-то уважительно сказала другой. Борзунов, как это и с Юшковым не раз случалось, видимо, примерил к себе бронзово-кожаный вестибюль и весь брус гостиницы как приятную обновку. Белан же, увидев нервозную приподнятость гостя, был в затруднении. Его план — повезти того в директорскую сауну — проваливался. Сауна хороша была для компании спокойных мужиков, равных друг другу по положению и возрасту, чтобы, попарившись и поплавав в озере, выйти из холодной воды обновленными, как язычники после крещения, посидеть на берегу на траве, попить пива, посмеяться анекдотам, поспорить о футболе, отходя душой от всех забот.
Борзунову требовалось что-нибудь другое, театральная премьера с генералами в четвертом ряду партера, декада какого-нибудь национального искусства с ансамблем на сцене и банкетом за полночь, на худой конец гастроли Ленинградского мюзик-холла, а где их было взять Белану? Если б хоть Хохлова заманить в сауну, но ради одного Борзунова тот бы не поехал. Белан предложил для начала показать из машины город, рассчитывая в крайнем случае и в сауну заглянуть: она топилась, вдруг да завяжется дружба, интересные разговоры и появится вдохновение испытать себя стоградусным жаром и вольным духом. Ирина Сергеевна пожаловалась: ее, мол, в самолете так укачало, что машину она не вынесет. Белан широким жестом подарил ей четырехэтажное здание универмага тут же на площади за стеклянной стеной, отсчитал по своим часам: «Сейчас половина пятого, в восемь встречаемся на этом самом месте, у вас три с половиной часа. Юра будет таскать ваши свертки». Так все устроилось.