Король дзюдо
Шрифт:
— Но ничего, ведь все впереди, лишь бы болтался хвост позади! — громко продекламировал я Киплинга. У меня есть довоенное издание «Маугли», и там перед каждой главой замечательные стихи. Это строки из песни обезьян «Бандар- Лога».
И я продолжил:
— Мчимся мы цепью, отваги полны, в свете завистливом бледной луны. Правда, завидны вам наши прыжки? Правда б, хотелось вам лишней руки? Но ничего, ведь все впереди, лишь бы болтался хвост позади!
Словно о нас и о дзюдо написано: про «лишнюю руку» и про эти «прыжки».
Все приободрились, повеселели,
Пусть здесь и дома пониже, и асфальт, так сказать, пожиже, но мы-то прежние. Мы дышим, живем, растем, и впереди у нас запас прочности на много-много лет. А что жить мы будем вечно — в этом никто — не сомневался. Даже давно уже взрослый Юрик!
Глава 5. ОПЕРАЦИЯ ОТКЛАДЫВАЕТСЯ
Перед началом тренировки — Юрик еще не пришел — Король разглагольствовал:
— Все олимпиады бесполезны, потому и прекрасны. А праздник оттого и праздником называется, что люди не работают, а отдыхают. Будни — работа, праздник — отдых. Так и олимпиада — отдых и развлечение.
— Только не для спортсменов, — сказал я.
— Ну, для спортсменов тоже праздник. Они четыре года его ждали, работали, словно слоны. Теперь надо показать, чего ты достиг, выложиться до конца — и отмучился. Я же говорю, практической пользы никакой! Все эти результаты: на долю секунды быстрее, чем раньше, на сантиметр выше, на полкилограмма больше — ничего человечеству на дают. Сами рекорды пошли на крохотные частицы измерений. Если бы не было электроники, в иных случаях трудно даже узнать бы кто победил. В будущем единицей измерения вполне может стать миллионная доля секунды и миллиграмма. Спорт достиг своего потолка. Многие рекорды устанавливаются за счет совершенствования спортивных снарядов и снаряжения: супервелосипеды, суперобувь, фибергласовые шесты, все большая обтекаемость яхт, синтетические паруса, спортановые покрытия беговых дорожек, микроклимат в залах…
— Чего ж ты тогда спортом занимаешься, если он бесполезен/ — прервала его Нина.
Чтобы развиться физически, а не для рекордов.
— В чем-то ты, может, и прав, — сказала Клава. — Только ты главное забыл: все чемпионаты Европы, мира, а уж олимпиады в особенности, сближают людей разных стран.
— Открыла! — удивился Король. — В газете прочитала? А я о чем? Я с самого начала сказал, что олимпиада — праздник. I де ж людям сближаться, как не на празднике? Не на работе же. Люди разных стран в одном цеху или учреждении работать пока не могут.
— А СЭВ, ООН, ЮНЕСКО? — поддел его Славка.
Он бы ответил с присущим ему блеском, повергнув в прах своих докучливых оппонентов, да помешали срочные текущие дела. сказал Король, увидев входящего в зал Юрика
И я невольно подумал: ведь я ему, Витьке, подражаю во всем, даже в манере разговаривать. Вот откуда взялись у меня всякие клоунские штучки-дрючки, замысловатые рассуждения от третьего лица. У меня вообще развита подражательность.
Кому я только в жизни не подражал! Литературным и киногероям, друзьям-товарищам, папе с мамой и покойной бабушке, к месту и не к месту ссылаясь на них.
В третьем классе я даже подражал соседу по парте в почерке: так тесно лепил букву к буковке, что без лупы прочесть невозможно.
Зря я полагал, что у меня нет актерских способностей. Все актерское мастерство идет от подражания. Перевоплощение ведь разновидность подражания. Я и в секцию нашу, наверное, пошел, чтобы от Короля не отставать. Таким уж я уродился: ничто хорошее мне не чуждо. Сам себя не похвалишь — от других не дождешься.
…Как обычно, мы сделали разминку и начали тренировку.
— Забыл? Такой прием запрещен, — предупредил Юрик Короля за произвольный начальный захват моей ноги. Можно захватывать только поднятую ногу.
И мне потом досталось от Юрика: длительный захват за пояс тоже запрещен.
После вчерашнего посещения Дома офицеров Юрик стал вдвое строже: Славку отчитал за недостаточно выпрямленную стойку и неподстриженные ногти.
А Нине с Клавой строго внушил:
— Если в борьбе лежа нижний борец обхватывает ногами ногу держащего противника, то удержание не считается.
Свету Юрик похвалил:
— У тебя «сутеми» неплохо. Молодец.
«Сутеми» — это приемы уступания.
Закончив тренировку, мы перешли к успокоительным упражнениям.
Когда мы успокоились, меня снова взбудоражили: в дверях появились загорелые отец и мать. Я отца не сразу признал, он был с усами и бородкой. Собственно, я его узнал лишь потому, что он стоял рядом с мамой.
— Мы вернулись! — воскликнули они.
Мать бросилась меня обнимать и целовать, а я, используя движения «сутеми», увиливал от объятий и поцелуев, однако не переходя в контратаку.
Я понимаю, что родители соскучились, сам соскучился, но нельзя же при всех тискать и лобызать меня, как маленького. Вот у отца — выдержка. Судя по глазам, он тоже был не прочь заключить меня в смертельные объятия, но сдерживался и расспрашивал Юрика про завод.
Затем мама наконец перестала меня тормошить, похвасталась, что они поймали в походе «щуку с бревно», дала мне секунду переодеться и повела домой за руку.
Я обернулся и скорчил всем рожу: ничего, мол, не поделаешь.
Дома я битый час слушал их рассказы о походе, которым сам Мюнхгаузен позавидовал бы. И под тропический ливень они попали, и чуть не утонули на болоте, и папа браконьера поймал.
— Самый большой браконьер — твой сахзавод, — заметил я отцу.
Он смутился:
— Очистные доведем до конца — вода в реке будет как слеза.
— Пока она слезами браконьеров полнится, — поддакнула мне мама. — Хорошо, хоть вы отходы ниже города спускаете…
— Соловья баснями не кормят. — Я капризно застучал ложкой по столу. — Где дом полной чашей? Где изба, которая красна не углами, а пирогами? Где восточное гостеприимство, той, дастархан и наша русская скатерть-самобранка?