Король и Каролинка
Шрифт:
Зато когда она его не любила, все это тут же припоминалось! Она плакала и говорила, что Папа -- это ее несчастье. Но что она всё равно его любит, только жить с ним больше не может. И семья ломалась. Но потом она опять чинилась. Довольно быстро: какая-то пара недель, ну месяц от силы -- и наша семья опять становилась образцовой.
Когда Мама злилась на Папу, я не особо переживал, потому что знал, что все равно это ненадолго. И Папа это отлично знал. Он мне даже по секрету предсказывал, сколько времени продлится очередная размолвка. И редко ошибался. Папа говорил, что смертельная
Мамины "циклы" были явлением болезненным, но по-своему интересным. В сущности, волшебство в моей жизни началось с Папы и Мамы. По преимуществу, с Папы.
Три сна
Теперь-то, слегка заинтриговав читателя свой историей, я должен попытаться дать ему путеводную нить, пока мы еще не заблудились в смысловом лабиринте темной мистики.
Кстати, Вы еще не забыли, что я жил в Царстве-государстве? Это важная деталь! Тридевятое царство, тридесятое государство бывает только в сказках.
Я и жил в сказке! Но в необычной сказке. В обычной сказке сказочные герои не знают, что они живут в сказке. А в нашей сказке об этом все знали, кроме чудаков-материалистов. Чудаки же материалисты верили, будто мы -- настоящие, и доказывали это, проводя физические опыты. На самом деле эти опыты ничего не доказывали, кроме того, что в нашей сказке прекрасно работают обычные законы физики. Но на чудаков физические опыты действовали, на то они и чудаки.
Зато все нормальные люди без доказательств верили, что мы живем в сказке. Это была истина, ясная без доказательств. И это была истина приятная! Ведь здорово жить в сказке, правда? Я точно знаю, что многие настоящие люди в детстве мечтают хоть ненадолго попасть в сказку. А я вот был не такой, как многие настоящие люди. Я жил в сказке. И хотел попасть в реальную реальность. Вы скажете, зачем?
А вот зачем.
Дело в том, что в детстве я пережил психическую травму. Не "сошел с ума", заметьте, а пережил травму! Прошу не путать. Психическая травма -- это совсем не то, что мама уронила из окошка головой вниз. Меня, насколько мне известно, не роняли. Зато мне, малышу, приснились три подряд магических сна.
Мне приснилось, будто я во время службы выхожу из храма. Я отчетливо видел иконы в притворе, слышал пение хора внутри, даже разобрал слова: "Господи сил, с нами буди... Господи сил, помилуй нас". Потом, когда я пересказывал этот сон церковным людям, всех особенно удивляло, что я слышал пение и видел иконы. Я даже много лет спустя, уже взрослым, отчетливо помнил слова хора и иконы. Такой был четкий сон! Я даже смог потом распознать, какие именно иконы я видел: Архангела Михаила и Богородицы Одигитрии. А в детстве я не знал, чьи это иконы.
И вот, я выхожу из храма, и подходит ко мне Волк. Я, малыш, его почему-то совсем не боюсь. Волк говорит:
– - Ты зачем ходишь к еретикам?
Я удивился.
Что Волк умеет говорить -- это меня нисколечко не удивило. Я же сказочный мальчик.
– - Почему -- к еретикам?!
– - удивился я.
– - Это православный храм.
Что такое еретики и почему нельзя к ним ходить --
– - Не православный, -- заявил Волк.
– - Почему это?
– - Потому что воображаемый. А воображение -- это ложь.
– - Почему -- воображаемый?
– - возмутился я.
– - Очень даже настоящий.
И топнул ногой в доказательство. Проснулся. Немедленно разбудил Маму и пожаловался ей на Волка.
– - Спи, малыш, -- сказала Мама.
– - Этот храм тебе приснился. Он и правда ненастоящий.
– - Значит, Волк не соврал?
– - усомнился я. Мне-то хотелось, чтобы Мама разоблачила Волка. Но Мама не разоблачила, а подтвердила показания Волка, и это мне не понравилось.
Я уснул опять. И увидел второй магический сон.
Теперь Храм был уже вдалеке и нечеткий, размытый. Я даже не уверен, был ли на нем Крест. Но самое удивительное -- теперь я отчетливо ЗНАЛ, ЧТО Я СПЛЮ. Потом мне объяснили, что это первая ступенька магического сна -- когда человек во сне знает, что это сон.
Увидев Волка, я ничуть не удивился.
– - Ну и что, -- сказал я.
– - Это сон. Только сон. Здесь ВСЕ ненастоящее.
– - Глупенький, -- Волк осклабился.
– - А там-то, там-то СКАЗКА!
– - Ну, и что?
– - не понял я.
– - В сказке тоже ВСЕ ненастоящее. Там лишь видимость Храма, лишь видимость иконы, лишь видимость...
Тут сон стал совсем нечетким, туманным. И под змеиный шелест "лишь видимость... видимость..." я как-то медленно выплыл из сна в реальность. А по пробуждении обнаружилось, что я горько плачу.
Встревоженная Мама вскочила с постели и принялась меня утешать.
Я пересказал ей свое видение.
– - Ну, и что же, что видимость, -- сказала она.
– - Икона и есть видимость. Икона -- это образ, изображение. Какая разница, во сне или наяву.
Тут-то я и рассказал ей про иконы в первом сне.
– - Может, это был вещий сон, -- сказала Мама.
– - Изображение иконы -- это тоже икона. Кто сказал, что воображение -- это обязательно ложь? Воображение может быть и истиной. Там были настоящие иконы! Значит, это, может быть, был настоящий Храм.
– - Значит, Волк все-таки соврал?
– - Конечно, -- сказала Мама.
– - Там же были иконы.
Эта мысль меня утешила. И я уснул.
И увидел третий магический сон. Я знал, что это сон. Я как будто убегал от Волка, прячась в каких-то развалинах, и мне было как будто страшновато, но на самом деле мне было не очень страшно -- ведь я знал, что это всего лишь сон. Захочу -- и проснусь.
Волк загнал меня в угол.
– - Я тебя не боюсь, -- сказал я Волку.
– - Ты ненастоящий. Ты -- видимость, -- сказал я.
И вдруг я начал безобразно дразниться, кривляться, шипя по-змеиному:
– - Ты лишь видимость! Видимость...
Меня опьяняло чувство неуязвимости. Захочу -- и проснусь, и сон растает. Я вдруг подумал во сне, что могу делать что угодно, как угодно грешить -- все лишь видимость, видимость...
– - А если я тебя съем?
– - сказал Волк беззлобно.
– - Попробуй, Видимость, -- сказал я нагло. И тогда Волк прошептал: