Королева четырёх частей света
Шрифт:
Солдаты, держа в одной руке аркебузы, а в другой порох, выстроились на палубе, готовые дать отпор. За ними Лоренсо, Диего и Луис прикрывали женщин, чтобы их не было видно.
Исабель стояла в укрытии под навесом полуюта вместе с Марианной и служанками. Через плечо братьев она пыталась разглядеть приближавшуюся толпу. Иные добирались вплавь, кто-то выгребал на древесных стволах. Все кричали, обращаясь к кораблям. Исабель заметила, что кожа у людей почти белая. Высокие, мощные. Волосы длинные, распущенные, у многих
Все пироги со всех сторон стремились к «капитане», как будто индейцы инстинктом почуяли, что там находится главный начальник. Менданья нарочно оделся точно так же, как прежде. Конечно, волосы его поседели, но он по-прежнему носил коротко стриженную бороду, а на голове, как и в молодости, развевался красный султан. Его фигура, как и тогда, была выше, а лицо бледнее, чем у всех его товарищей. Узнать его можно было издалека.
Стоя у леера, он обратился к туземцам, скользившим по гребням волн, на их языке. Он сказал, что рад их снова увидеть. Что они в добром здравии и хорошо выглядят. Потом пригласил самых старых — вождей — подняться на борт.
Индейцы с терпением выслушали его. Один старец с длинными седыми волосами встал, чтобы ответить. Он адресовал Менданье нескончаемую речь, из которой тот не понял ни слова.
Губернатор повторил своё приглашение. Тот прокричал тот же самый — а может быть, и новый — ответ: что-то длинное и непонятное.
Менданья, приказав спустить трапы, уже знаками пригласил гостей залезть по ним на палубу. Никто даже не попробовал. Аделантадо подозвал вахтенного — юного Антона Мартина, который первым заметил землю, — велел ему спрыгнуть в воду и подняться обратно на корабль.
Бедняга долго не решался нырнуть. Когда же он поплыл между пирогами, его вытащили на самую большую — пирогу старца.
Но вследствие этого произошло неожиданное. Один молодой индеец решился прыгнуть следом за Мартином и схватился за трап.
Он оказался на борту.
Ампуэро и его аркебузиры стали теснее.
Татуирован с ног до головы... Высокий — одного роста с Менданьей... Намного стройней и крепче любого испанца...
Смеясь, он озирался кругом. Оглядывал солдат. Оглядывал корабль. И оглядывал женщин.
Когда туземец увидел Исабель и её свиту — затянутых в воротники, утопающих под бархатом и кружевами, — он так развеселился, что больше не мог сдержаться. Не переставая смеяться, он направился к ним, выставив перед собой руку — прямо против груди аделантады.
Никто и не подумал вмешаться: ни Лоренсо, ни Диего, ни Луис. Окаменев, они только недвижно смотрели, как совершенно голый индеец бежит в сторону их сестры.
Исабель тоже остолбенела и не шевелилась. Только индианка Инес, её служанка и молочная сестра, выхватила
— Взять его и одеть!
Команда Менданьи разбудила аркебузиров. Они бросились на индейцев.
— Осторожно, Ампуэро, осторожно! Нужно только успокоить его и прикрыть от дам его наготу.
Десятеро бросились на одного. Борьба продолжалась пару секунд.
По счастью, молодой человек, на которого надели рубаху одного из солдат и шляпу на голову, не разгневался. Поражённый и очарованный новым нарядом, он расхохотался пуще прежнего, встал у леера перед товарищами и громко принялся звать их всех на борт, чтобы и они получили такие же подарки.
И вот на корабль ворвался уже не один человек, а десять, пятьдесят, шестьдесят...
Сперва они стояли неподвижно, озадаченные увиденным.
— Они не видят разницы между вами и вашими одеждами, — громко сказал Менданья. — Засучите рукава!
И действительно, индейцы разглядывали прежде всего костюмы. Особенно, казалось, их тревожили яркие ткани и металлические кирасы.
— Обнажите грудь, спустите чулки, снимите башмаки. Покажите им, из чего вы сделаны.
Солдаты исполнили приказ.
Женщины, увидев, как они раздеваются, пришли в смятение.
Но индейцы все поняли. Они подошли к солдатам, стали их трогать и ощупывать.
— Не шевелитесь! Терпите!
Гости изучали бороды, зубы, уши. Упорно докапывались до кожи под бородами. И всё, что они обнаруживали, веселило их до чрезвычайности.
Тогда губернатор открыл подарочный сундук и протянул им подобранные Исабель шапки, а также погремушки, ножницы, зеркальца. Те с радостью всё это похватали и нацепили на шею.
Они показывали полученное друзьям и звали на корабль.
Индейцы прибывали волна за волной и вскоре наполнили всё судно. Они бесцеремонно везде расхаживали, беспорядочно хватали всё, что подворачивалось под руку. Хватали гвозди, хватали верёвки, хватали вёдра... Некоторые даже пробовали еду, отрезая бамбуковыми ножами большие ломти сала, висевшего в трюмах. Глотали сухари из бочек, таскали вяленое мясо — всё, что так заботливо хранил баталёр.
Стало неприятно. Гости явно разгулялись.
Наконец, это надоело даже Менданье. Он знаками стал приказывать туземцам прекратить грабёж и покинуть судно. Не понять его было нельзя. Гости поняли, что их просят уйти, но и не думали послушаться: только всё пуще смеялись и таскали что попало.
Начиная сердиться, аделантадо повторил своё требование. Не послушался никто. Стали забирать уже и нужные инструменты.
Тогда Менданья приказал выстрелить в воздух из пушки.
Грохот, потрясший корабль и берег, произвёл на индейцев то самое действие, на которое он рассчитывал. Они в панике попрыгали в воду и в полном беспорядке поплыли к своим лодкам.