Королева Марго
Шрифт:
— Смерть всем чертям! — воскликнул Карл. — Вы правы, матушка! Я что-нибудь придумаю.
— Я помогу вам, брат мой, — откликнулся герцог Алансонский.
— И я, — сказала Екатерина, развязывая шелковый черный поясок с кистями, который тройным кольцом обвивал ее талию и доходил до колен. Я ухожу, но вместо себя оставляю это.
И она бросила свой поясок к ногам братьев.
— A-а! Понимаю, — воскликнул Карл.
— Так этот поясок… — заговорил герцог Алансонский, поднимая его с пола.
— И наказание, и тайна, — торжествующе сказала Екатерина. — Было бы недурно запутать в это дело Генриха, — прибавила она и вышла.
— Чего проще! — сказал герцог Алансонский. — Как только Генрих узнает, что жена ему неверна… — И, обернувшись к королю, спросил: — Итак, вы согласны с мнением нашей матушки?
— От слова до слова! — ответил Карл, не подозревая, что всаживает тысячу кинжалов в сердце герцога. — Это рассердит Маргариту, зато обрадует Анрио.
Затем он позвал офицера своей стражи и приказал сказать Генриху, что король просит его к себе, но тотчас раздумал:
— Нет, не надо, я сам пойду к нему. А ты, Алансон, предупреди Анжу и Гиза.
И, выйдя из своих покоев, он пошел по маленькой винтовой лестнице, которая вела в третий этаж, к покоям Генриха Наваррского.
X
ПЛАНЫ МЕСТИ
Генрих благодаря своей выдержке при допросе получил короткую передышку и забежал к баронессе де Сов. Там он застал Ортона, уже совсем оправившегося от своего обморока; но Ортон мог рассказать только то, что какие-то люди ворвались к нему и что их начальник оглушил его, ударив эфесом шпаги.
Об Ортоне тогда никто не вспомнил. Екатерина, увидав его распростертым на полу, подумала, что он убит. На самом деле Ортон, очнувшись как раз в промежуток времени между уходом Екатерины и появлением командира стражи, которому было приказано очистить комнату, сейчас же побежал к баронессе.
Генрих попросил Шарлотту приютить Ортона до получения вестей от де Муи. Тогда он, Генрих, отправит с Ортоном ответ де Муи в его прибежище и, таким образом, будет иметь там не одного, а двух преданных ему людей.
Решив поступить так, Генрих вернулся к себе и, рассуждая сам с собой, принялся ходить взад и вперед по комнате, как вдруг дверь растворилась и вошел король.
— Ваше величество! — воскликнул Генрих, бросаясь к нему навстречу.
— Собственной персоной… Честное слово, Анрио, ты молодец! Я начинаю любить тебя все больше.
— Сир, ваше величество меня захвалили, — ответил Генрих.
— У тебя только один недостаток, Анрио.
— Какой? Уж не тот ли, в котором вы не однажды упрекали меня, — что я предпочитаю соколиной охоте охоту с гончими?
— Нет-нет, Анрио; я говорю не об этом.
— Если вы, ваше величество, объясните мне, в чем дело, я постараюсь исправиться, — ответил Генрих, увидав по улыбке Карла, что он в хорошем расположении духа.
— Дело в том, что у тебя хорошие глаза, а видишь ты ими плохо.
— Может быть, сир, я, сам того не зная, стал близорук?
— Хуже, Анрио, хуже: ты ослеп.
— Вон что! — удивился Беарнец. — Но может быть, это случается со мной, когда я закрываю глаза?
— Да-да! Ты так и делаешь, — сказал Карл. — Как бы то ни было, я их тебе открою.
— Господь сказал: «Да будет свет, и быть свету». Вы, ваше величество, являетесь представителем Бога на земле — следовательно, ваше величество может сотворить на земле то, что Бог творит на небе. Я слушаю.
— Когда вчера вечером Гиз сказал, что встретил твою жену в сопровождении какого-то волокиты, ты не хотел верить.
— Сир, — отвечал Генрих, — как же я мог поверить, что сестра вашего величества способна на такое безрассудство?
— Тогда он прямо указал, что твоя жена отправилась в переулок Клош-Персе, но этому ты тоже не поверил!
— А разве я мог предполагать, что принцесса Франции решится открыто поставить на карту свое доброе имя?
— Когда мы осаждали дом в переулке Клош-Персе и в меня попали серебряным кувшином, Анжу облили апельсиновым компотом, а Гиза угостили кабаньим окороком, — разве ты не видел там двух женщин и двух мужчин?
— Сир, я ничего не видел. Ваше величество, наверное, помнит, что в это время я допрашивал привратника.
— Зато я, черт подери, видел!
— A-а! Если вы, ваше величество, видели сами, то, конечно, это так.
— Да, я видел двух женщин и двух мужчин. Теперь для меня нет сомнений, что одна из этих женщин была Марго, а один из мужчин — Ла Моль.
— Однако если Ла Моль был в переулке Клош-Персе, значит, его не было здесь, — возразил Генрих.
— Да, его здесь не было, — сказал король. — Но сейчас вопрос не в том, кто был здесь, — это узнается, когда болван Морвель сможет говорить или писать. Вопрос в том, что Марго тебя обманывает.
— Пустяки! Не верьте сплетням, ваше величество, — ответил Генрих.
— Говорю тебе, что ты не близорук, а просто слеп. Смерть дьяволу! Поверь мне хоть один раз, упрямец! Говорят тебе, что Марго тебя обманывает, и мы сегодня вечером задушим предмет ее увлечения.
Генрих даже отпрянул от такой неожиданности и с изумлением посмотрел на Карла.
— Признайся, Анрио, что в глубине души ты не против этого. Марго, конечно, раскричится, как сто тысяч ворон; но тем хуже для нее. Я не хочу, чтобы тебе причиняли горе. Пусть Анжу наставляет рога принцу Конде — я закрываю глаза: Конде мне враг; а ты мне брат, больше того — друг.