Королева Марго
Шрифт:
— И что же?
— Я и сказала.
— Кому?
— Моей матери.
— И королева Екатерина…
— Королева Екатерина знает, что вы мой любовник.
— О мадам, после того, что вы для меня сделали, вы можете потребовать от меня чего угодно. То, что вы сделали, воистину прекрасно и велико! О Маргарита, моя жизнь принадлежит вам!
— Надеюсь! Потому что я вырвала ее у тех, кто хотел отнять ее у меня. Но теперь вы спасены.
— И вами! Моей обожаемой королевой! — воскликнул молодой человек.
В это мгновение звон стекла заставил их вздрогнуть. Ла Моль в безотчетном страхе отпрянул назад; Маргарита вскрикнула и замерла на месте, глядя во все глаза на разбитое окно. Пробив стекло, в комнату влетел камень величиной с куриное яйцо и покатился по паркету.
— Кто этот наглец? — крикнул Ла Моль и бросился к окну.
— Подождите, — сказала Маргарита. — По-моему, этот камень чем-то обернут.
— В самом деле, похоже на бумагу, — подтвердил Ла Моль.
Маргарита подбежала к странному метательному снаряду и сорвала тонкий листок бумаги, сложенный в узкую ленточку и обернутый вокруг камня.
Бумага была прикреплена ниткой, конец которой уходил за окно сквозь пробитую дыру.
Маргарита развернула бумажку и прочла.
— Вот несчастный! — воскликнула она.
Ла Моль, бледный и неподвижный, стоял как воплощение страха.
Маргарита передала ему записку, и Ла Моль со сжавшимся от горького предчувствия сердцем прочел следующее:
«В коридоре, который ведет к герцогу Алансонскому, длинные шпаги ждут графа де Ла Моля; может быть, он предпочтет прыгнуть из этого окна и присоединиться в Манте к де Муи?»
— Э, их шпаги не длиннее моей! — сказал Ла Моль.
— Да, но их может быть десять против одной.
— Кто же прислал записку? Кто этот друг? — спросил Ла Моль.
Маргарита взяла записку и пристально взглянула на нее.
— Почерк короля Наваррского! — воскликнула она. — Если предупреждает он, значит, действительно есть опасность. Бегите же, Ла Моль, бегите, я вас прошу.
— Как же мне бежать? — спросил Ла Моль.
— В окно. В записке же говорится — из этого окна.
— Приказывайте, моя королева, я готов повиноваться и прыгну, хотя бы мне грозило разбиться двадцать раз, пока я буду падать!
— Постойте, постойте! — сказала Маргарита. — Мне кажется, к этой нитке что-то прикреплено.
Ла Моль и Маргарита стали подтягивать привешенный предмет и наконец, к несказанной радости, увидели конец лестницы, сплетенной из конского волоса и шелка.
— Теперь вы спасены! — воскликнула Маргарита.
— Это какое-то чудо!
— Нет, это доброе дело короля Наваррского.
— А если, наоборот, это ловушка? — спросил Ла Моль. — Если эта лестница оборвется подо мной? А ведь вы сегодня сами признались в ваших нежных чувствах ко мне!
Маргарита, в душе которой сама радость стала источником страдания, побледнела.
— Вы правы, возможно, это так, — ответила она и кинулась к двери.
— Куда вы? Что вы хотите делать? — крикнул Ла Моль.
— Хочу убедиться лично — правда ли, что вас поджидают в коридоре.
— Ни в коем случае! Ни за что! Чтобы они выместили свою злобу на вас?!
— Что могут сделать наследнице французских королей и принцессе королевской крови? Я неприкосновенна вдвойне.
Маргарита произнесла эти слова с таким достоинством, с такой уверенностью, что Ла Моль поверил и в ее неприкосновенность, и в необходимость дать ей свободу действий.
Маргарита оставила Ла Моля под охраной Жийоны, предоставив самому решить — в зависимости от обстоятельств, — бежать ли или ждать ее прихода, и вышла в коридор. Коридор имел ответвление, которое вело к библиотеке, к нескольким гостиным, затем, параллельно коридору, к покоям короля и королевы-матери, а также к боковой лесенке, выходившей к покоям герцога Алансонского и короля Наваррского. Хотя пробило только девять часов, лампы были везде потушены, весь коридор оказался в полной темноте и лишь из одного из его ответвлений чуть брезжил свет. Маргарита не успела пройти и трети коридора, как услыхала перешептывание нескольких людей, явно старавшихся приглушить свои голоса, что придавало их шепоту таинственный и жуткий характер. Но в ту же минуту, точно по команде, голоса затихли, даже чуть брезживший свет почти померк, и все погрузилось в непроглядный мрак.
Маргарита продолжала свой путь прямо туда, где ее могла ждать опасность. С виду Маргарита была спокойна, но судорожно сжатые руки говорили о сильном нервном напряжении. По мере того как она двигалась вперед, тишина становилась все более зловещей, и какая-то тень, похожая на тень от руки, заслонила тускло мерцающий источник света.
Когда она подошла к ответвлению коридора, вдруг какой-то мужчина выступил на два шага вперед, открыл серебряный с позолотой фонарик, осветив себя, и крикнул:
— Вот он!
Маргарита лицом к лицу столкнулась со своим братом Карлом. Сзади, держа в руке шелковый шнурок, стоял герцог Алансонский. Еще двое стояли рядом в полной темноте, и только отблеск света на их обнаженных шпагах выдавал присутствие этих людей.
Маргарита в мгновение ока охватила всю картину и, сделав над собой огромное усилие, с улыбкой ответила Карлу:
— Сир, вы хотите сказать: «Вот она!»?
Карл отступил от нее на шаг. Все остальные продолжали стоять неподвижно.
— Марго! Ты?! Куда ты идешь так поздно? — спросил он.
— Так поздно? А разве такой уж поздний час? — отозвалась она.
— Я тебя спрашиваю — куда ты идешь?
— Взять книгу речей Цицерона, кажется, я ее забыла у матушки.
— Идешь так, без света?
— Я думала, что коридор освещен.
— Ты из своих покоев?
— Да.
— Чем же ты занималась сегодня вечером?
— Я готовлю торжественную речь польским послам. Ведь собрание Совета завтра, и мы условились, что каждый из нас представит свою речь вашему величеству.