Королева Шотландии в плену
Шрифт:
— Мы позаботимся, чтобы вашему величеству было удобно в Татбери, — быстро подтвердила графиня.
— Благодарю вас обоих. Путешествие было долгим и утомительным, и я очень устала.
— Тогда разрешите мне проводить вас в ваши апартаменты, — сказала графиня. — Там вы сможете немного отдохнуть, и я могу прислать еду в вашу комнату.
— Вы очень добры, и буду вам признательна, — ответила Мария.
Графиня поднялась с Марией по холодной каменной лестнице. Королеве отвели две комнаты, одна над другой, соединяемые короткой винтовой лестницей. Мария с отвращением оглядела
— Может быть, вашему величеству больше понравится комната наверху, — живо сказала графиня.
Они поднялись по лестнице. Мария увидела сводчатый потолок со следами сырости и тонкие струйки воды, стекавшие по стенам. Она почувствовала, как сквозь плохо подогнанный оконный переплет дует ледяной ветер. Она подошла к одному из небольших окон в толстых стенах, взглянула на унылые заснеженные окрестности и вдруг с отвращением сморщила нос.
— Откуда такой запах? — спросила она.
Бесс понюхала и озадаченно посмотрела на нее.
— Я не чувствую ничего необычного, ваше величество.
— Ужасно неприятно пахнет. Сетон, что это?
Сетон, смотревшая из другого окна, сказала:
— Ваше величество, кажется, туалеты находятся прямо под этим окном.
Мария выглядела больной, и она действительно плохо себя чувствовала.
— К запаху скоро привыкаешь, ваше величество, — успокоила ее Бесс.
— Я никогда не привыкну.
— Уверяю вас, ваше величество. Только советую по субботам, когда чистят уборные, держаться подальше от окон. В такие дни запах в самом деле сильный.
Мария закрыла глаза руками от ужаса, а Сетон повернулась к графине.
— Ее величество очень устала. Я собираюсь помочь ей лечь в постель. Будьте любезны, пришлите ей поесть.
Бесс кивнула.
— Если ее величество этого желает, то так оно и будет. Мы хотим, чтобы ей здесь было уютно.
Затем она вышла из комнаты. Мария не взглянула на нее; она изучала свою новую тюрьму, и сердце у нее сжималось от отчаяния.
В ту первую долгую ночь согреться было невозможно.
— О, Сетон, Сетон, — стонала Мария. — Это самое худшее из случившегося с нами.
Сетон накрыла ее всеми одеждами, которые смогла найти, и легла рядом с ней, надеясь согреть ее. Она заметила, как Мария дрожала во время путешествия, и ее беспокоило, что эта дрожь так и не утихала.
— Такая ужасная погода не может длиться долго, — успокаивала Сетон. — К тому же я думаю, что граф и графиня просто не успели подготовиться к вашему приезду.
— А я думаю, что они хорошо подготовились, Сетон. Сказать, что я еще думаю? Елизавета больше не притворяется, что я — ее гостья. Теперь я не кто иной, как государственная преступница. Ты видишь, им не нужно было специально готовиться к моему приезду. Меня можно поместить в сырые, холодные и ужасно пахнущие комнаты. Я ничего для них не представляю.
— Это не так, ваше величество. Я уверена, что если я поговорю с ними и скажу, что у вас должен быть хоть какой-то комфорт, то они будут рады помочь.
— У графа добрый вид, — согласилась Мария.
— У графини тоже, — добавила Сетон. — Она остра на язык, но я уверена, что у неё доброе сердце. Мне следует посмотреть, что можно будет сделать завтра. Тогда вы будете чувствовать себя лучше.
— О да, Сетон, мне будет лучше.
— Не забывайте о послании от Нортумберленда.
— Ты права, Сетон. У меня есть несколько добрых друзей в Англии. Норфолк не забудет меня. И Нортумберленд тоже.
— Завтра все будет казаться иначе, — сказала Сетон. Но они еще долго не могли уснуть.
На следующий день Мария чувствовала себя плохо и не могла встать с постели. У нее поднялась температура.
Сетон объявила, что королева будет отдыхать весь день. Ее женщины пришли к ней в комнату и повесили гобелены, которые они привезли с собой из Болтона. Их было недостаточно, чтобы прикрыть все треснувшие стены, но они придали немного уюта. Мария была рада, что они есть, а также тому, что видит своих женщин.
Ноллис и Скроуп зашли к ней попрощаться, и ей было очень жаль, что они уезжают. Она просила Скроупа передать наилучшие пожелания Маргарет. Ей было очень грустно видеть Ноллиса таким печальным. Бедный Ноллис! Ему не позавидуешь. Он потерял жену, которую любил, и в то же время лишился благосклонности королевы. Он был добрым тюремщиком; она это будет помнить всегда.
— Надеюсь, ваше величество, вы будете счастливы благодаря заботам графа и графини, — сказал Ноллис.
— Благодарю вас, — ответила Мария — Вы, конечно, объяснили графу, что мне дозволены некоторые привилегии, например иметь собственных слуг, и что мои друзья могут навещать меня, когда приедут в Татбери.
Ноллис мрачно ответил:
— Боюсь, что граф заведет свои правила, ваше величество. Вы ведь знаете, что наши со Скроупом правила сочли неподходящими.
— И так весьма плохо жить в этой холодной, ужасной тюрьме, терпеть этот отвратительный запах. Не представляю, как я смогу продолжать сидеть здесь, если у меня отнимут и эти маленькие привилегии.
— Поговорите об этом с графом, — посоветовал Ноллис.
— Но не с графиней, — добавил Скроуп.
— Конечно, мне следует говорить с графом. Я полагаю, он — глава дома.
Скроуп и Ноллис обменялись взглядами, и Скроуп сказал:
— Я слышал, что Бесс Хардвик руководит всегда, где бы она ни оказалась.
Мария улыбнулась.
— Я убеждена, что смогу завоевать ее дружбу, — уверенно заявила она.
Скроуп и Ноллис удалились. Мария слышала, как они уезжали, но не подошла к окну, чтобы посмотреть на них. Она была слишком взволнованной, слишком утомленной и чувствовала, что у нее высокая температура.
В течение первой недели в Татбери Мария почти не вставала с постели. В конце недели жар спал. Она все еще плохо переносила сквозняки, но немного привыкла к запаху. Ее слуги приносили ей пищу, к которой она почти не притрагивалась, и старательно ухаживали за ней. Графа и графиню Мария видела редко и подумала, что те ждут, когда она встанет с постели. А возможно, они вдали указаний от Елизаветы.