Королевская канарейка
Шрифт:
Процедила сквозь зубы:
— Просто любопытно, кем переданные и как выглядела беседа? («не, ну чистые же, ну светлые, ну как так-то?»)
Ганконер, вдруг смягчившись, подошёл поближе, и я заметила, что он слегка прихрамывает:
— Можно? Я устал, нога побаливает, — и взглядом на край кровати указал.
Покивала и села, подобрав колени к груди. И в покрывало замоталась. Ганконер осторожно присел и почему-то отвернулся к окну. Молча ждала, рассматривая его шелковистую смоляную гриву. Кстати, раньше длиннее была, а сейчас обкорнана неровными рваными прядями — где подлиннее, где под корень. И удивительно красит его эта небрежность. Да его всё красит: и обкорнанная грива, и выделанная орочья кожа, в которую одевается этот людоед — её запах, её еле
— Начальником свиты, сопровождавшей тебя в Эрин Ласгален, был назначен Таллордир — воин так себе, зато безусловно преданный советник мирквудского владыки и убеждённейший мужеложец. В составе отряда — геи через одного. Ну, или намертво влюблённые в жён. Или уж очень хорошие воины. Владыка рисковать не хотел. Все знали, кому тебя везут. И я понимал, что надеяться не на что. Трандуил сына подвинул, что говорить об остальных. Я старался удержать глупое сердце, отстраниться от тебя — и всё равно лез на рожон. Влюбиться ты не могла — аристократишка разбил тебе сердце. Я бы — никогда! Но ты выбрала его… А без любви всей моей жизни было — до встречи с владыкой; в поединке с ним я мог только умереть. Хотелось так и сделать, чтобы не видеть, что будет дальше, но удержал себя, решив, что, возможно, настанет время, когда я наберу силу и смогу Трандуила убить. Отец подозревал, что я не смирился. Он бывал при дворе. В первый же день, когда ты вышла из своих покоев, ты позволила владыке проводить тебя в купальни. Отец видел и мне рассказал — думаю, чтобы я перестал надеяться и не навлекал на себя смерть.
— Не думала, что на это кто-то обращал внимание… Купальни общие, в них все ходят, что такого?
Ганконер повернулся, внимательно посмотрел и удивлённо дрогнул бровями:
— Ты не знала?.. Если идёшь туда одна, то обнажённость не значит ничего, но пойти в купальни вместе с мужчиной — это значит желать увидеть его и показать себя.
Ну понятно. Конечно же, Трандуил не сказал об этом. Улыбнулась, вспомнив своё смущение тогда. А я-то на мнительность и человеческую распущенность валила тогдашние ощущения — всё мне казалось, что король передо мною красуется! Думала, у эльфов просто нудизм в банях принят, безо всяких подтекстов. Но у этих алиенов подтексты, кажется, во всём скрыты. В баню без подтекста сходить нельзя, да и пирожные с оглядкой кусать приходится. Ещё и удивляются, что не знаешь — а откуда бы знать-то? Впрочем, зачастую понимают, что не знаешь — и ловят на этом. Лукавые сидхе…
Кивнула, не подымая глаз:
— Что ж, эру Ганконер, теперь знаю. Я подожду на террасе.
И, нетерпеливо, с оттенком паники добавила:
— Пусть мне принесут платье, или я пойду в простыне.
Принесённое платье больше напоминало дезабилье: беленькая кружевная сорочка, тоненькая, как паутина, коротенькая до невозможности; и шёлковый, завязывающийся спереди пеньюар цвета, глядя на который, вспомнила:
'Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени…'
Сложный сумрачный оттенок искрасна-сиреневого, переливающегося шёлка восхитил, и к легкомысленности наряда я придираться не стала. Махнула рукой и оделась в обморок. Если подумать, платьюшко соответствует состоянию, я и сама в полуобмороке: мышцы ломит, дыхание никак не выравнивается, в низу живота мешается разнообразная боль — от похоти и от физического недомогания; в голове какой-то цветочный переполох.
Для южной ночи, охватившей меня, лёгкость одежд тоже была в самый раз. Надо будет днём хвалёный сад посмотреть, чего там джинны наворотили. Может, они Церетели нос утёрли. Хоть посмеюсь.
Но пахнет так, что с ума сойти. Воздух в этом высокогорном оазисе чудесный. Постояла, опираясь на балюстраду — во тьме ничего не видно, только слышно, как листва шуршит да цикады скрипят, со вдохновением эдак. Где-то очень далеко, на горизонте — всполохи адской
Только воображение никак не успокаивалось и всё подкидывало картиночки: вот Ганконер по пояс стоит в тёплом бассейне, и харадримки суетятся вокруг него — женские руки моют его губками с пеной, и руки чёрные, как жжёное дерево, а пена белее молока, и она стекает по его плечам и груди… Вот он лежит на тёплом каменном столе для массажа, и чёрные руки мнут его, спускаясь всё ниже: широкие, но не грузные плечи и спина, переходящие в узкую талию, в стройные сильные бёдра, круглые ягодицы, длинные мускулистые ноги… а сейчас он повернётся, и…
Тьфу, лучше бы уж пошла посмотрела, чем сейчас слюни глотать. Чай, не изнасиловала бы его в бассейне.
Внутренний голос на эту мысль так задумчиво промолчал, что я поняла: правильно не пошла. Мда, судя по всему, ясной тут голова моя не будет: только от перемещения отошла, как инкуб начал домогаться, и, боюсь, это пока цветочки.
59. Ягодки
«…стало быть, во время брачного периода глухарь надувает свои перья, распускает крылья и медленно щемится, значит, бочком по веточке к самке, шею вытягивает, башку назад запрокидывает, аж глазищи кровью наливаются. И токует-токует… токует…» © Kirena
Постояла, подумала и решила потратить время с толком: постричься. Волосы как раз начали закрывать попу и здорово мешались. Я привыкла носить до талии максимум, но Леголас хотел, чтобы они были длинными, а мне ничем не хотелось его огорчать. Сейчас же огорчиться некому.
Вот интересно, если в комнате унитаз, биде, огромное зеркало и столики со всякими косметиками — это комната ванная или туалетная? Однако, какие бесполезные мысли меня посещают…
Я ещё утром приметила, что на столике рядом с зеркалом лежали щёточки, ножнички, щипчики, расчёски и всякие непонятные предметы. Такого изобилия не видела с пафосной выставки «Кэтсбург», на которой выставляла абиссинскую кошку. С успехом, кстати: кошачьей принцессе пять из шести международных судей поставили высшие оценки, и жали мне руку, и поздравляли с чудесным перспективным животным; быть бы ей с очень статусным титулом, но шестого судью ндравная тварь укусила, и он её оценивать не стал. Спасибо, не дисквалифицировал.
Так вот, на кошачьей выставке, кроме того, что оплачиваешь участие, арендуешь метровый кусок длинного стола, на который ставишь специализированную клетку, в которой кошка отдыхает между рингами. В это время на неё пырятся граждане, оплатившие входной билет на выставку (доходное мероприятие!) и периодически спрашивают, почём такая красавица. Ты отвечаешь, что животное непродажное, но котёнок стоит столько-то, и граждане выпадают в осадок, учащённо дышат и иногда плюются)
Кошка же в это время смотрит на них с презрением королевы.
Причём владельцы длинношёрстных кошек арендовали не метр, а два, и на втором метре устанавливали трюмо с гримировальным освещением, перед которым раскладывали неимоверное количество расчёсок, щипчиков, ножниц и баллонов со спреями и пудрами — отдельными для разных частей кота. И кот стоял, а его чесали, взбивали и перетряхивали, как меховой воротник; пудрили и брызгали, а потом несли, жемчужно сияющего, на вытянутых руках на судейский ринг. Это были не кошки, это были облака — грозовые или беленькие кучевые, смотря по масти. Обратно с ринга владелец кота уже тащил под мышкой — оценка получена, можно и помять. Я с насмешкой смотрела, как стоят и чешут языками две дамы, и у каждой в руках по два перса, спокойно совершенно висящих и не рыпающихся. Мдэ, абиссины не то: и одного в четыре руки не удержишь. Чудесные темпераментные твари.