Королевская канарейка

Кокарева Анна

— Это что? — мне совали кубок.

— Поможет успокоиться и поспать. Повелитель не любит невыспавшихся и печальных наложниц.

Вот откуда они знают, что не любит? У них что, статистика имеется? Зло отпихнув зелье, процедила:

— Я не наложница! — и осеклась.

Не наложница в тесном смысле слова я только потому, что Ганконеру почему-то претит изнасилование. А с точки зрения этих дам я уж совсем, должно быть, глупости говорю. Молча взяла, выпила; содрала промокшую сорочку и брезгливо перелегла подальше от места, намоченного слезами и соплями. Хорошо, что

кровать, как аэродром.

* * *

Проснулась в свете угасающего дня от того, что на нос упал лепесток шиповника. Полежала, прислушиваясь к себе: настроение было на удивление сносным. Как поспишь, так жизнь-то налаживается. Сдула лепесток и открыла глаза. Интересно, Ганконер шиповник и ежевику вырастил, чтобы напомнить, что рада я бывала ягодкам и простым цветам, расцветавшим среди зимы в его руках? Спонтанно потянулась и восхищённо ухватила губами глянцевую прохладную ежевичину. Вдумчиво раздавила во рту, пробуя ягодную кровь. Пробормотала, не сумев сдержать восторга, почему-то на итальянском:

— Белиссимо!

— Не спишь, прекрасная? — тихим, хриплым голосом, очень интимно.

Подскочила: вот умеют же эльфы быть незаметными! Ганконер, сегодня весь в чёрном, стоял, привалившись к столбику в ногах кровати.

Тоже потянулся к ягодам и ме-е-едленно сорвал одну губами, закрыв глаза. Пробующе покатал между губами, прикусывая, и глянул в упор. Конечно, я пялилась и смутилась.

И думался мне всякий бред: как это было бы, если бы он поцеловал меня и мы отбирали бы друг у друга эту ягоду? Опустила глаза, с трудом сглотнув. Думки он вряд ли читает, но лицо моё для него скорее всего открытая книга. И это вот, про ягодку — не сам ли навеял? Инкуб же… и очень романтичная кисонька, кажется. Местами. Я-то больше думала про дорожку, сбегающую по его животу вниз, да про что там ниже. В штанах.

— Что ж ты молчишь, богиня? — голос всё смешливее.

Пойманная на тёмненьких мыслях, поторопилась и мяукающим спросонья голосом спросила первое, что в голову пришло:

— Дар целительства утрачен, но ягодки выращивать получается?

Опустил глаза, усмехнулся:

— Нет, не получается. Но я могу повелевать духами. Дворец и сад сотворены джиннами. Я мало вдавался в подробности, не до того было, и вышло, что вышло. Да, ежевика выращена по моему приказу.

Не удержалась:

— То есть золотой сортир произведение джинна?

— А, ты тоже впечатлилась? Ужасный, да? — Ганконер фыркнул и засмеялся.

Отсмеявшись, посмотрел внимательнее и изумлённо вопросил:

— Ты думала, это мои представления о прекрасном?! Богиня, конечно, аспекты социального взросления орков оказали на меня неизгладимое влияние, но я же, в конце концов, потом семь столетий жил у эльфов, и я наполовину эльф! — и посмотрел с укоризной. — Думаю, духи идею из дворца какого-нибудь харадримского царька передрали. Ну прости, божественная, это не Эрин Ласгален, где тысячами лет обживались.

Было видно, что он поражён и слегка обижен. Удивительно: столько пережить, через ад пройти — и на

такую мелочь обидеться! Надо осторожнее быть с повелителем, вот что. Он ещё вздохнул, и, не дождавшись раскаяния, продолжил:

— Кстати, Згарх доложил, что вы познакомились. Он забавный, да? Всё время боится, что я его убью за желание шутить, и небезосновательно боится, а шутить перестать не может. Сегодня вот посмел выразить простодушное удивление, что я-де богиню своровал, а библиотеку ей не припас, а ведь богине без библиотеки никак. Причём и с простодушием, и с удивлением он несколько переигрывал…

Ганконер помолчал и как-то очень невыразительно спросил:

— Он был достаточно почтителен?

— Весьма.

Ганконер кивнул:

— Хорошо.

Я поняла, что Згарх за свою жизнь опасался не зря.

— Владыка склонен почём зря хорошими кадрами разбрасываться, — не удержалась от осуждения.

— Да ладно, о его шуточках только я и взгрустну. Ну, может, ты. Все остальные, уверяю, обрадуются. Особенно его ближайший заместитель.

Хм. Самого-то Ганконера в своё время Трандуил до последнего щадил. Ну, видимо, это связано с тем, что орков много и плодятся они быстро. Можно не экономить. Впрочем, жёсткий менеджмент, который якобы и Саурон уважал, наверное, привычен этому сообществу.

— Да, про библиотеку. Прости. Я плохо тебя знал… не было возможности узнать, что тебе нравится. Это поправимо. Все книги на синдарине, квенья и всеобщем, какие можно купить за деньги, будут доставлены сюда как можно быстрее. В моём кабинете есть магические трактаты — возможно, они тебя заинтересуют. Чего ты хочешь ещё?

Печально подумала, что я хочу обратно в Ласгален, но что в этом вопросе Ганконер изображать из себя подкаблучника точно не будет. Стало быть, и просить не стоит.

— Да, у меня есть просьбы. Две.

— Я счастлив. Мне сказали, ты плакала днём. Боялся, что ты будешь вести себя, как дикая эльфийка, пойманная в лесу, и попытаешься угаснуть… Рад, что у тебя есть желания.

Призадумалась:

— А что, если бы я начала угасать, ты бы меня отпустил?

— Да. Но сначала попытался бы восполнить твою угасающую жизненную силу за счёт других существ, последовательно пробуя разные виды. Тебе бы не понравились эти гекатомбы, — зло и многообещающе усмехнулся Ганконер.

Меня аж передёрнуло. Мелькорово отродье. Но я не в силах укорить его за то, что он таков, каков есть. Ладно, к делу:

— Я правильно понимаю, что у Тёмного Владыки много золота? («раз из него делают унитазы»).

Ганконер согласно выжидательно кивнул.

— Хорошо. Мне не нравится владеть рабами. Я хочу, чтобы моих служанок освободили, отвезли туда, куда они пожелают, и дали достаточно денег, чтобы они могли устроиться в жизни. Ухаживать за собой я в состоянии сама.

Не себе, так другим…

Ганконер поддразнил:

— Что, и одежду себе сошьёшь? И обувь стачаешь?

Хм… вот интересно, кто в Эрин Ласгалене выделывал кожу орков для пошива гардеробчика Ганконеру… может, он сам?