Королевская канарейка
Шрифт:
— Поспи и не переживай ни о чём. Если будет на то воля небес, ты проснёшься беременной, — и я уснула, уставшая, спокойная и разнеженная.
Я спала, и снился мне сон. Как будто сижу я в круглом помещении на полу, в позе лотоса, в круге горящих свечей. В другом конце комнаты закрытая дверь, и я слышу, как что-то тяжёлое подымается наверх по лестнице, и каждый шаг сотрясает её. Со страхом жду — и дверь медленно отворяется. За ней тьма, и я в ужасе смотрю, как из неё появляется нога с раздвоенным копытом и ступает на пол. Я кричу и просыпаюсь.
Что
Крик, видно, был истошный, потому что на него сбежалась охрана. Смущаясь, сказала им, что приснился плохой сон и что всё в порядке. Нет, врач не нужен… а вот Силакуи можно позвать. Было уже позднее утро, и Силакуи отсутствовала, как и король с принцем. Что-то там, связанное с ночным праздником, подготавливали. Пришлось согласиться на врача. Ардариэль мягко и сочувственно объяснил, что ничего страшного не случилось, и что это совершенно нормальная реакция на возвращение цикла — дурные сны и внезапное болезненное начало месячных. Мда, не было воли небес на иное…
Оказалось, что есть у эльфов и нижнее бельё, и тряпочки мягкие, и что всё это было готово заранее и лежало в специальных ящичках в гардеробной. Ардариэль ушёл, пообещав прислать успокаивающее и избавляющее от боли зелье. С благодарностью проводила его и с облегчением скинула хламиду. В купальни идти стеснялась, да и не уверена была, что в моём состоянии принято туда ходить, и помыла ноги и низ живота в тазике. Вытерлась, надела бельё с тряпочкой, и жизнь наладилась. Надевать хламиду не хотелось, она казалась тяжёлой, и выбрала лёгкую сорочку — всё равно на террасе меня никто не увидит.
Проходя мимо кровати, оценила расторопность брауни: бельё уже было поменяно. Думала прилечь, но потом решила всё-таки посидеть, подышать воздухом. Доползла до кресла и постаралась устроиться поудобнее, закинув ноги на другое кресло. Гормональный удар ощущался, вот как будто пыльным мешком по голове стукнули — вроде не болит, но соображать тяжело. Радовалась, что с больным животом и трясущимися ногами и руками не надо мне никуда идти, и никто ничего от меня не хочет. Могу сидеть в дезабилье и болеть в своё удовольствие.
Спокойно смотрела, как из теней на полу начинает медленно выплетаться брауни — видно, Ардариэль прислал обещанное зелье.
Взгляд отвлёкся на мотыляющийся в ветвях дуба бордовый лепесток. Проводила его взглядом — и, когда снова посмотрела на брауни, на этом месте стоял Ганконер.
День разом стал хорошим до невозможности. Задохнувшись от радости, ляпнула:
— Ты не умер! — и удивлённо замерла, поняв, что на нас из ниоткуда падает дождь из бордовых лепестков роз.
Он смотрел молча, улыбаясь, а потом протянул мягким своим голосом:
— Ну, не то чтобы не умер… но я жив.
Втянув носом счастливые слёзы, прошептала:
— Я так счастлива. Не верила, но надеялась.
— Я знаю. Ты ждала и звала меня. Я чувствовал.
Я расспрашивала его — и Ганконер рассказывал какие-то совершенно безумные вещи. Как он в тюрьме, собрав все
Не выдержала и спросила:
— Всё это время?
Он помолчал, глядя на меня. Лепестки падали всё гуще. Не оставляло ощущение, что ему просто нравится смотреть, а говорит Ганконер только потому, что я спрашиваю, и что губы его отвыкли от речи. Сухо усмехнувшись, сообщил:
— Время в аду течёт иначе. Я был там долго — дольше, чем ты можешь себе представить.
Ага. Интересно, сколько лет ему теперь. В прострации смотрела, как лепестки валят уже багровой метелью, и на полу террасы наметает бордовые сугробы, перекатываемые порывами ветра.
Так же спокойно, кратко и безразлично шаман поведал, что мир тьмы ему удалось покинуть после поединка с его владыкой. Выигранного. И что адский трёхголовый пёс, принадлежащий оному владыке, перекусил Ганконеру ногу, но она уже почти выздоровела. Что он обрёл новые умения и силы, несопоставимые с прежде имевшимися.
Ну да, на моей памяти из теней ни один эльфийский шаман не выплетался. Наверное, Трандуилу это будет интересно, и, возможно, Ганконера простят и примут обратно. В голову пришло, что мне он явился в первую очередь из-за моей безобидности, и чтобы я походатайствовала за него перед владыкой. Забеспокоилась, подумав, что нас могут здесь застать и всё испортить:
— Сюда могут войти.
Он согласно кивнул:
— Да, ты права, затягивать не стоит.
И насмешливо, с издёвкой добавил:
— Я слышал, и король, и принц чувствуют себя в твоих покоях, как дома.
Предпочтя не заметить неприятную интонацию и обрадовавшись взаимопониманию, обеспокоенно, с участием спросила, что Ганконер хочет передать королю.
На его лице отразилось незабвенное глумливое выражение Жоржа Милославского под названием: «Передай твой король мой пламенный привет!».
После чего Ганконер сделал несколько шагов ко мне, подхватил из кресла — и за спиной у него развернулись тёмные крылья, закрывающие небо.
56. Любовь и этнография
любовь до гроба это мелко
попробуй так влюбиться чтоб
твоя любовь пустила корни
сквозь гроб
Помню, читала в инетике забавный словарь, переводивший обсценные выражения на язык приличных людей. «Я о…уел!» переводилось как «Я поражён!». Я была поражена настолько, что ни кричать, ни сопротивляться не смогла. Только цеплялась трясущимися руками за плечи Ганконера, не понимая, на каком свете нахожусь. Взмах его крыльев не то чтобы поднял нас в воздух — он поменял реальность вокруг на недружелюбную для человеческих чувств и разума. Глаза я закрыла быстро — мир вокруг состоял из мутных завихрений, сменяющихся всполохами неприятных цветов. Иномирных, нездешних, даже сквозь закрытые веки неприятных. Но звуки! Их было не убрать. Резкие, как циркулярная пила, и больше всего тревожило, что, похоже, издавали их живые существа. Иногда к клёкоту примешивались вкрадчивые шепотки, от которых очень хотелось закрыть сознание. Впрочем, разум быстро начал интересоваться только желудком, подкатывающим к горлу.