Королевская канарейка
Шрифт:
Сколько это длилось, сказать не могу, но не очень долго, и закончилось так же внезапно, как началось. Воздушный хлопок, как будто от складывающихся крыльев (крылья ли это были?) прекратил изматывающую душу тряску. Ганконер отпустил меня. Недоверчиво ощущая под ногами твёрдую поверхность, открыла глаза. Я стояла на возвышении в центре густо изрисованной пентаграммы; вниз вела белокаменная лестница. Под ней испуганно толпились женщины, чёрные, как головешки, и с ног до головы увешанные золотом. Встретив мой взгляд, они тут же упали на колени и прижались лбами к полу.
И тут меня скрутило. Я не замедлила принять ту же позу, и меня вывернуло прямо на магические каракули.
Ганконер молчал, только слегка двинулся — и дамы
У сопровождающих, было успокоившихся, снова появилось заделье: замелькали кувшины, тазы и бутылочки с притирками. При этом большую часть времени дамы умудрялись проводить, ползая передо мной на коленях. Не имея возможности это пресечь ввиду своей слабости и незнания местных реалий (можно ли это сделать?), я, когда не склонялась над тазиком, молча осматривалась. Кровать стояла на возвышении в несколько ступеней. Кажется, местный архитектор был неравнодушен к беломраморным лестницам. Впрочем, нет, это не мрамор. Белизна не молочная, а скорее снежная, камень чуть прозрачный. Кварц какой-то, наверное. Всё вокруг белое и золотое; тяжеленные тёмно-вишнёвые златотканые драпировки закрывают двери и окна, и непонятно, светло или темно на улице. Лёгкий рассеянный свет льётся не пойми откуда, как будто создавая сам себя. Забавно смотрятся мои дамы на белом фоне стен. В целом, канеш, эффектно — и не очень-то уютно. Иногда думала, что, доведись мне жить во дворце, так я могла бы опуститься до постройки небольшой будочки внутри, и жила бы в ней.
Думать получалось плохо: накатывала слабость и противная трясучка, но хоть тошнить стало меньше. Дамы отпотчевали меня напоследок каким-то ещё зельем и удалились — все, кроме одной, сидевшей на ступенях. Наступила приятная тишина; свет сам собой притух до полутьмы. Свежий прохладный воздух потихоньку очищал сознание. Тошнота иногда возвращалась приступами, и тогда подносился тазик, потом вода для мытья и кислый морсик. Не заметила, как впала в забытьё.
Проснулась всё в той же полутьме, случившийся кошмар никуда не исчез. Сиделка моя встрепенулась, внимательно посмотрела на меня, и, очевидно удовлетворившись увиденным, обтёрла моё лицо влажной тряпочкой, терпко пахнущей флердоранжем. Всё молча. Эти дамы, я так думаю, харадримки. Похоже, рабыни. Успела начитаться про Харадрим в трандуиловой библиотеке. Но что ж они молчат-то всё время? Неужто языки отрезаны? Спросила у девушки:
— Как тебя зовут?
Та в очередной раз упала на колени, прижалась лбом к полу и только потом, приподнявшись, жестами попыталась что-то объяснить. Господи! И правда безъязыкие! Бедолаги! Как бы ей дать понять, что пресмыкаться передо мной не нужно? Не исключено, правда, что это её только смутит и напугает. Надо подождать. Ещё, кстати, неизвестно: может, самой бедной буду тут я. Силакуи рассказывала, что Ганконеру нравится резать; а что человеческие страдания вызывают страшную улыбочку на его лице, я и сама видела. И сейчас он властен в своих желаниях. Поёжилась, стараясь не думать об этом.
Однако дама запугана, и сильно. Повелителя своего боится, как самого страшного чудовища. Я тяжело вздохнула, подумав, что это-то, похоже, и есть адекватное отношение к соловушке, и попросила показать мне удобства.
Два
Второй в моих глазах оправдал репутацию Амстердама, как города извращенцев. Рестораны-то в аэропорту тамошнем такие же, как и в любом другом — дорого и гнило. Уж это традиция такая — нечего турыста баловать. Третьедневошние котлеты и прохладные макароны с кетчупом за двадцать евро. И никаких спайси-тортов) Но! Гостиница имела собственное, если так можно выразиться, лицо. Оформляя номер, дизайнер, похоже, воплотил свои копрофильские фантазии. То, что всё, имеющееся в номере, управлялось одним здоровенным пультом — это мелочи, да… Кровать ездила туда-сюда и принимала развратные позы: поднимала спинку на заданное количество градусов, сдвигалась-раздвигалась и прочее — тоже ничего поражающего. А вот сортир от комнаты отделяла совершенно прозрачная стена, прикрытая кружевной занавесочкой. Почему-то только сверху. До середины. От середины и ниже — ничего. И пультиком можно было, лёжа на кровати, включать подсветку унитаза — розовую или голубую, на выбор. И наблюдать. Простому человеку такое великолепие оценить сложно, и в большинстве случаев креатив пропадал зря, я так думаю.
Это ж я к чему! Про впечатляющие-то сортиры: сбылась, сбылась мечта кого-то из теоретиков марксизма, что из золота будут делать унитазы! Он был из золота! И улеплен самоцветами!
Выперев из помещения харадримку, порывавшуюся остаться, присела на этот ужас и печально задумалась.
Дворец, подозреваю, новодельный, и, скорее всего, новоявленный повелитель тут всё по своему вкусу оформил. В таком случае, орочья кровь должна быть сильна в Ганконере, раз счёл ЭТО красивым. Чурка стайл же, прости господи. И неудобно-то как! Сиденье холодное, камушки из него торчат и царапают нежные места, и не согревается совсем. Не засидишься, эхе-хе. Но впечатляет.
Оглядевшись в поисках аналога туалетной бумаги, увидела пуховые шарики. Лежащие в золотой с самоцветами корзинке, конечно. Ещё скорбно пораздумывала, что тут всё относительно прилично. Вот у римлян в общественных туалетах для богатых на сидушках сидели рабы, согревая их. Чтобы клиент мог опуститься на тёпленькое. А французские щёголи в восемнадцатом веке якобы любили подтираться живыми гусятами. Так что душеньке Ганконеру есть ещё куда трэшевать. Но к гусятам эти пуховки близки.
Ещё раз посмотрела на них с сомнением, а потом опознала в соседней скульптурной композиции авангардного стиля (естественно, из золота с камушками!) биде. О, это хорошо. Сейчас попробуем освоить) Встала и уподобилась коту, заглядывающему в лоток, из которого волшебным образом исчезли его хохоряшки: в золотом унитазе тоже ничего не было. Девственная чистота и сияние. Бросила туда пуховку — и та исчезла, не коснувшись дна. Была достаточно глупа и любопытна, чтобы сунуть руку. Рука никуда не девалась. Ага, система распознавания отличает руку от… прочего.
Раздумчиво поизучала узоры из рубинов и брилллиантов и решила, что магическая канализация, в которой отходы жизнедеятельности исчезают бесследно — не такая уж плохая вещь. Но кота с его удивлением поняла и пожалела. Так и комплексами недолго обзавестись)
Относительно легко разобралась с биде и с раковиной: вода просто начинала течь, когда подставлялись руки или ещё что. Столик рядом с раковиной был уставлен флаконами, и я плеснула на руки из первого попавшегося. Оказалось розовое масло. Открыла шкафчик и нашла нижнее бельё и тряпочки. Исполнилась благодарности — но почему-то не к предусмотрительности похитителя или рабынь, а к миру в целом. Хоть об этом просить не придётся. Настроение слегка улучшилось. В конце концов, не исключено, что Ганконер украл меня, думая, что я обрадуюсь. Выяснит, что это не так, и вернёт обратно. Может, он всё-таки больше эльф, чем орк.