Королевская страсть (Цыганский барон)
Шрифт:
Никакого приказа не было, всадники не обменялись ни единым словом, но все дружно ускорили ход и перешли в галоп. На лицах появились улыбки. Подгоняя лошадей, гвардейцы и сами всем телом подались вперед, коротко подобрали поводья. Конь Мары, почуяв перемену, тоже поддал скорости, чтобы не отстать от товарищей. Копыта загрохотали, из-под них комьями летела грязь. Вся кавалькада ринулась прямиком на телегу, столкновения было не избежать.
Крестьянин, открыв рот от испуга, начал натягивать вожжи в запоздалой попытке осадить назад свою лошадь. Всадники
Они собирались перескочить через телегу, чтобы поучить невежу-крестьянина манерам и напомнить ему, каким опасным бывает упрямство. Мара задумалась. Она могла дернуть поводья и повернуть чалого вспять, если бы у нее хватило сил, если бы не было риска врезаться во всадника, скачущего в арьергарде, что привело бы к падению обоих. Или она могла отпустить поводья и молить бога, чтобы чалому хватило разбега. У нее не было времени на взвешивание шансов, пришлось положиться на инстинкт. Она отпустила поводья.
Крестьянин заорал и бросился с телеги наземь. Тягловая лошадь вскинулась на дыбы — раз, другой. Скакун Михала подобрался и прыгнул. В этот самый момент Родерик — хотя его собственный белый жеребец уже начал прыжок — оглянулся и увидел повисшие поводья Мары, ее руку, вцепившуюся в гриву коня. Его лицо окаменело, но он ничего не успел сделать: в эту самую минуту конь и всадник описали в воздухе чистую белую дугу над телегой и приземлились на другой стороне. Чалый Мары напряг все мышцы, мощным движением оттолкнулся от земли и полетел.
Ее несло вперед, она плыла по воздуху, словно у ее коня вдруг выросли крылья. Телега, крестьянин с открытым ртом и твердая земля остались где-то далеко внизу. Она увидела Родерика, пригнувшегося к спине скакуна, который вдруг прянул на дыбы после внезапной остановки и выгнул шею, повинуясь поводьям, натянутым всадником. Потом начался спуск. Передние копыта чалого ударились о мостовую с громоподобным стуком. Мара ждала страшной боли от удара, которая пронзила бы все ее тело. Удара не последовало. Ее все еще несло по воздуху, ее ноги выскользнули из стремян, плащ и юбки развевались по ветру в свободном полете.
Внезапно она столкнулась с чем-то белым и твердым. Это нечто проехалось по ее лбу, заставило ее втянуть шею в плечи и обхватило за талию с такой силой, что она перестала дышать. Она вскрикнула и услыхала ответный крик, а затем длинную очередь негромких ругательств. Земля еще несколько раз содрогнулась, застучали копыта: это остальные телохранители один за другим перескочили через телегу.
Мара втянула воздух в легкие, и ее тут же замутило: глубокий вдох был ошибкой. Она сглотнула и осторожно открыла глаза.
Она лежала в объятиях принца поперек его седла. Он развернул жеребца, чтобы оценить нанесенный ущерб, и она увидела, как другие суетятся вокруг, успокаивают лошадей. Михал и один из близнецов помогали подняться упавшему Этторе. Итальянец с недовольной гримасой остановил их неуклюжие попытки стряхнуть с него пыль и, слегка прихрамывая, направился к Маре и принцу.
— С дамой все в порядке? — спросил он с беспокойством.
Мара кивнула.
— А вы… как вы?
— Я когда-то был акробатом. Я умею падать, а вот вы… для вас попытка совершить такой прыжок была чистейшим безумием.
— У меня не было выбора.
Она опять закрыла глаза, еще раз сглотнула, по ее телу прошла дрожь.
— Позаботься о своей лошади, — строго приказал Родерик графу.
У них за спиной послышался шум: крестьянин, придя в себя, бросился к ним с громким криком. Это они со своими дворянскими выходками опрокинули его телегу, разбросали по грязи капусту. Он требовал немедленного возмещения ущерба.
— Неграмотный, неотесанный, немытый и гордый собой, — сказал Родерик, глядя на него сверху вниз. — Право проезда, друг мой, принадлежит не тому, кто захватывает его без спроса. Ты сам виноват в своем несчастье, к тому же ты чуть не погубил эту даму. Хочешь это оспорить?
Это было сказано негромким голосом, но в нем явственно прозвучала угроза. Крестьянин побледнел и начал пятиться, бормоча извинения. Трясущимися руками он выпряг лошадь из телеги, вскочил ей на спину и уехал.
Все время, пока шел этот разговор, Мара пролежала на руках у принца, крепко закрыв глаза. Она слышала, как люди вокруг нее двигались, как привели сбежавшего чалого, как принцу доложили, что конь не пострадал. Она почувствовала, как Родерик разжал объятия и поглядел на нее.
— Как вы себя чувствуете на самом деле?
Мара подняла ресницы и посмотрела на него.
— Я справлюсь, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Мне не станет дурно.
Родерик прочел решимость в ее глазах, заметил воинственно выдвинутый девичий подбородок. От него не укрылся промелькнувший у нее в лице страх, вызванный не пережитой только что опасностью и не болью, а нежеланием опозорить себя на глазах у всех. Он ощутил стеснение в груди — странное чувство, незнакомое ему раньше, хотя одновременно, — правда, несколько ниже, — возникло и другое ощущение, вызванное прикосновением ее стройного тела, и вот уж это ощущение точно было ему хорошо знакомо. Непринужденное красноречие, которое он часто использовал как для нападения, так и для защиты, вдруг покинуло его.
— Вы справитесь.
Мара услыхала твердую уверенность в его голосе и позволила себе перевести дух. Тошнота отступила. Только теперь она почувствовала, какие крепкие мужские руки ее держат, какие стальные бедра служат ей ложем. Глаза у него — теперь она их ясно рассмотрела — были синие и глубокие, как море. В них промелькнула тревога. Мара смущенно опустила ресницы и устремила взгляд на красное, смазанное пятно на его мундире.
— Я… кажется, я запачкала вас кровью. Извините.