Королевская страсть (Цыганский барон)

Блейк Дженнифер

В своей открытости и насмешливом самоуничижении он как будто напрашивался на фамильярность.

— А как же вы, господин Дюма? У вас нет политических амбиций?

Дюма от души рассмеялся.

— У меня осталось еще много непокоренных вершин. Но все, чего я действительно хочу, — это иметь достаточно денег, чтобы писать, что мне нравится, и достроить свой дом. Вы проявили такое дружелюбие — все вы. Мне хорошо с вами. Я был бы очень рад, если бы вы все посетили мой дом, когда строительство будет завершено.

Мы будем есть, пить и разговаривать, отпразднуем мой переезд в это восхитительное безобразие.

— Вы строите дом?

— Скорее памятник, — вставил принц.

— О да, памятник истории, мелодраме и всему тому, что я считаю прекрасным. Он будет уникальным в своем роде, потрясающим! Возможно, кому-то он покажется уродливым, но в нем будет множество прекрасных мест.

— То есть он будет копией своего хозяина? — предположил Родерик.

Александр Дюма устремил на принца скорбный взгляд.

— В один далеко не прекрасный день, мой дорогой друг, кто-нибудь всадит вам нож между лопаток или вырежет ваш острый язычок.

— А вы в один прекрасный день растратите на свои причуды больше, чем сможете заработать своим проворным пером, и вас выселят из Парижа за долги. Но это случится не сегодня. — Родерик окинул взглядом пустое помещение. — Я предложил бы вам стул, Алекс, но здесь, похоже, нет ни одного. Может быть, перейдем в гостиную?

Принц посторонился, пропуская гостя вперед. Повинуясь его жесту, остальные тоже потянулись прочь из галереи. Родерик коснулся плеча цыгана, сделал ему знак задержаться Когда в длинной галерее остались только черноволосый цыган, Мара и сам принц, он сказал:

— Присоединяешься к гвардии, Лука?

— Если вам так будет угодно, — ответил цыган, скорее высокомерным, нежели почтительным тоном, словно ожидая услышать отказ и готовясь отступить с достоинством.

— Решение зависит не только от меня. Ты должен угодить остальным.

— Вы хотите сказать, вашим людям?

— Это обязательное требование. Угодить им не так-то легко, — в тихом голосе принца слышалось предупреждение.

— Я постараюсь быть достойным, ваше высочество.

— У тебя есть что сообщить?

Цыган заколебался, не решаясь говорить. Наконец он наклонил голову в знак согласия.

— Мой табор стоит у ворот Парижа, как вы велели. Люди ждут ваших распоряжений.

— Пейте, ешьте, пойте, пляшите, но оставайтесь за пределами города. Все понятно?

— Не просить милостыню, не шарить по карманам, не задирать мужчин, не продавать больных лошадей. Я понимаю.

— Замечательно. Присоединишься к нам?

Слезы навернулись на глаза цыгана. Он лишь кратко поклонился в ответ, но гордо расправил плечи и вскинул голову, направляясь в гостиную следом за остальными.

— А вы, Шери?

Мара держалась в сторонке, надеясь ускользнуть

незамеченной. Она и мысли не допускала, что ее пригласят в это мужское общество, но если бы и пригласили, она бы отказалась. Одно дело — кувыркаться на полу с телохранителями принца, напялив брюки и мешковатую рубашку, и совсем другое дело — войти в гостиную, где принимают именитого посетителя, потягивать вино и есть пирожные в торжественной обстановке.

— Нет, не думаю. Я… мне надо переодеться.

— В этом нет необходимости. Мы уже видели вас в вашем нынешнем виде и можем потерпеть это зрелище еще какое-то время.

— Мне бы не хотелось сидеть среди вас, напоминая мальчика, переодетого в костюм своего отца.

Легкая улыбка тронула губы принца.

— Вот уж этого не стоит опасаться.

Мару вдруг одолело сомнение. Следуя за его горячим взглядом, она опустила глаза на свою рубашку. Ленточка, скреплявшая края объемистой рубашки, развязалась, и полы разошлись до самой талии. Сквозь щель виднелась ее сорочка, а также мягкие белые округлости грудей, поднимающиеся над краем кружевной отделки. Она торопливо отвернулась, схватившись рукой за края рубашки.

— Тем не менее вам придется меня извинить. Возможно, я присоединюсь к вам позже.

— Шери?

Оклик прозвучал негромко, но властно. Мара остановилась и оглянулась через плечо.

— Приходите непременно или приготовьте подробное, а главное, правдоподобное объяснение, почему вы этого не сделали.

— Почему? Я несколько дней не выходила из своей комнаты, и, уж конечно, у вас нет никаких оснований требовать моего присутствия сегодня.

— Я этого хочу. Какие еще основания вам нужны?

— Заявление настоящего деспота, смею вам заметить!

— Я известный самодур. Так есть у вас причина избегать нашего общества?

— Ну, допустим, я устала.

— Меня бы это не удивило. А вы действительно устали?

Мара уже почувствовала грозное возвращение прежней головной боли, но решила не доставлять ему удовлетворения своим признанием. Голова у нее заболела не от физических упражнений, а от напряжения, пережитого в разговоре с ним.

— Дело в том, что… мой гардероб несколько скуден. Он не подходит для появления на официальных приемах.

— Вот еще одна тема для обсуждения.

Что он хотел сказать? Что есть и другие темы? Эта мысль привела ее в смятение. Она решила сосредоточиться на затронутом им предмете.

— Я ничего такого от вас не требую.

— Не требуете? Но я требую, чтобы вы не выглядели как оборванная и чумазая бродяжка, пока находитесь под моей крышей. Это нанесет ущерб моей репутации, если люди будут думать, что я содержу женщину и не могу обеспечить ее нарядами.

— Вы меня не содержите! — возмутилась Мара.