Королевские бастарды
Шрифт:
Ничего другого от Тильды добиться не удалось.
– Жена! – скомандовал раздосадованный Любимчик. – Уведи ее и отправляйся к себе на второй этаж. Я останусь тут со своим добрым приятелем Жафрэ. А ты запри дверь.
Добрый приятель Жафрэ не слишком обрадовался оказанной ему чести, но делать было нечего, и он остался.
Примерно через час он снова вышел на крыльцо – однако в полном одиночестве. Усевшись в фиакр, Жафрэ поехал в сторону Парижа. Тильда осталась у кладбищенского камнереза вместе со своим новым приятелем Клеманом, который
В тот вечер в кафе «Лавочка» на Королевской площади добрейший Жафрэ, которого все считали холостяком или, в крайнем случае, вдовцом, впервые заговорил о своей жене, сообщив, что та намерена вернуться к семейному очагу.
Похоже было, что сам Жафрэ от этого не в восторге.
На следующий день полиция устроила обыск в мастерской камнереза Кадэ. Перевернули вверх дном все – даже надгробия, простучали пол, но так никого и не нашли, только чахоточная лежала у себя в каморке на втором этаже и надсадно кашляла.
Папаша Кадэ, Тильда и Клеман исчезли.
С полицейскими был красивый и очень бледный молодой человек; кажется, он был ранен и страдал от мучительной боли.
Появление этого господина взволновало чахоточную, на лице ее отразились и стыд, и страх. С трудрм заговорив с раненым, она назвала его по имени: доктор Абель Ленуар.
После обыска, не принесшего никаких результатов, доктор Ленуар отвел в сторону начальника полиции и пообещал, что стражи порядка получат солидное вознаграждение, если разыщут обоих детей.
Но вознаграждение осталось невостребованным. Все поиски оказались напрасными.
Такова была легенда…
III
МАДЕМУАЗЕЛЬ КЛОТИЛЬДА
В этом волнующем предании наибольшее любопытство вызывала одна деталь – самая загадочная и таинственная. Мы, конечно же, имеем в виду латинскую молитву, которую в буквальном смысле слова вколачивал в ребенка изверг отец.
Все остальное не кажется таким уж захватывающим, напоминая множество подобных историй, происходящих в тех же парижских низах.
И, безусловно, именно молитва является ключом ко всем другим загадочным обстоятельствам этого дела. И не успели мы задуматься о нем, как у нас уже забрезжили какие-то давние смутные воспоминания…
Например, о тех днях, когда просторный дом стоял пустым, или о том зимнем утре, когда из ворот его вдруг выехал траурный катафалк – хоронили герцога де Клара, принца де Сузея, хотя ни окна, ни двери особняка Фиц-Роев не открывались добрый десяток лет.
Поэтому-то редкие соседи, которые заговаривали теперь с мадемуазель Клотильдой, едва удерживались, чтобы не спросить ее шепотом: «А молитва? Вы не позабыли свою молитву?»
Ведь мадемуазель Клотильда, как мы уже говорили, в один прекрасный день вернулась в старинный особняк, где жили когда-то папаша Моран и его маленькая дочка.
Но вернулась она через несколько лет после того, как разыгрались уже известные нам события на кладбище.
Тильду помнили в квартале милой несчастной крошкой, застенчивым диковатым заморышем.
Вернулась же она поздоровевшей и окрепшей, обещая скоро вырасти в настоящую красавицу. Глядя на эту цветущую девочку, одни соседи признавали в ней Тильду, другие – нет.
Неужели это и впрямь та самая Тильда, которая плакала в угрюмом доме за закрытыми ставнями? Бедная Тильда, героиня волнующей легенды?
Разумеется, мадемуазель Клотильду никто больше не бил, и она пела, как иволга, с утра до ночи.
Госпожа Жафрэ – на улице Культюр ее не без ехидства называли Аделью, больно уж не подходило мужиковатой старухе это нежное девичье имя – ласкала и баловала свою воспитанницу, а добрейший Жафрэ любил даже больше своих воробьев.
Особой набожностью семейство Жафрэ не отличалось, но к мессе эти люди ходили, и бывало, что кюре из храма Сен-Поль, человек в высшей степени достойный, тоже заглядывал к ним в гости. Особое расположение он питал к мадемуазель Клотильде, и когда ей должно было исполниться шестнадцать, девушке вдруг почудилось, что господин кюре хотел бы поговорить с ней наедине.
В день рождения священник подарил Клотильде чудесные четки.
Вручая их, он поцеловал девушку и тихо-тихо задал тот вопрос, который мучил всех обитателей квартала Марэ.
– Готов поспорить, – шепнул священник с несколько нарочитой веселостью, – что вы давно забыли свою молитву?
– Какую молитву? – удивилась мадемуазель Клотильда.
– Вы что же, и папашу Морана не помните? – шепотом продолжил разговор кюре, внимательно глядя девушке в глаза.
– Конечно, помню, – улыбнулась юная красавица.
И все-таки чуточку покраснела, отвечая на этот вопрос.
– Так вот, милая моя дочь, я имело в виду молитву, которой учил вас господин Моран, – негромко пояснил священник.
– Молитва со шлепками? – рассмеялась Клотильда. – Как же, отлично помню!
– Неужели отлично? – вскинул брови кюре.
– От зубов отскакивает! – грубо заверила его девушка.
На лице кюре отразилось глубочайшее волнение.
– Дитя мое, – сказал он необыкновенно серьезно, – я прошу вас прочесть мне эту молитву, но так, чтобы нас никто не слышал.
Тильда охотно согласилась и очень бегло прочитала «Отче наш».
Кюре нашел, что «Отче наш» она знает превосходно, и больше никогда не заговаривал о господине Моране.
В 1853 году мадемуазель Клотильде исполнилось восемнадцать лет, пора было выдавать ее замуж. Вы, наверное, догадались, что таинственные сборища в большой гостиной с четырьмя окнами и были семейными советами по поводу брака мадемуазель Клотильды. Что же до гостей господина Морана, приезжавших в своих экипажах, – столетнего старца, суетившихся вокруг него молодых людей и двух дам, похожих на герцогинь, – то вы можете думать о них все, что угодно.