Королевский десерт
Шрифт:
У человека, оказавшегося на рельсах за долю секунды до наезда, нет ни малейшей надежды на спасение. Таково железное правило железной дороги. Его размяло, раздавило, разрезало. Скрежет тормозящих колес заглушил и предсмертный вскрик, и испуганные возгласы свидетелей трагедии. Столкнувший погибшего человек отвернулся и пошел прочь.
август 2016, остров Котлин
Большинство мужчин, выбирающих для себя военную службу, отвыкают от самостоятельности – все решения принимает командир, начальник, он же за все и отвечает. Он поможет, подскажет, обматерит, но выручит. Поэтому грянувшие сокращения, расформирования и переезды наши служивые воспринимали спокойно, не теряя уверенности в завтрашнем дне: мол, Бог не выдаст, свинья не съест!
Бог – явление неосязаемое, бога никто не видел, и судить о тех или иных его действиях не представляется возможным. Да и есть ли он вообще? Мнения ученых и неученых до сих пор расходятся. Как может выдать тот, кого нет? Свинья – другое дело, они у нас на каждом шагу. Советские средства массовой информации приложили массу усилий для создания у детей и выросших из них взрослых образа свинки – розовой, симпатичной, со всех сторон полезной. Поставщика сала и колбасы, а заодно – веселого сказочно-мультяшного существа, пугливо взвизгивающего, если его пощекотать. Крошечка-хаврошечка. Еще – Хрюша. Или Пятачок, безобидный тощенький дружок Винни-Пуха.
На самом деле это сильное, злобное, поистине всеядное животное. Дикий кабан – мощный и выносливый зверь, в поединке не уступающий медведю. А уж убить и сожрать человека для него – раз хрюкнуть, причем самка даже опаснее секача. Недаром опытные охотники, завидев свинью с поросятами, как можно быстрее уносят ноги.
Блесна, в ту пору наивный служивый, имел глупость довериться Богу и свинье. Перевод в Кронштадт с выводом за штат воспринял как дар судьбы. Омрачало одно. Военная мудрость гласит: «хорошо служить за штатом, только денег маловато!» Ходили слухи – скоро всему кранты, выгонят к чертям. Он не верил, каждый день ходил в штаб, ожидал назначения.
Ибо военному за штатом платят лишь за звание, а сколько это относительно мичмана? Хрен, извините, без копейки. Дождался. Вызвали, сказали: ознакомьтесь с приказом. Должности, назначения на которую вы ожидаете, более не существует. Вы уволены. Все.
Это – от Бога. А на свинью внешне походил контр-адмирал из политотдела, успокоительно сказавший: «Не волнуйтесь, разберемся». Так он ответил им, целой толпе бывших военных, оказавшихся вне службы, но по-прежнему проживавших в старинных кирпичных домах на знаменитом острове. Им тогда дали понять: прав на приватизацию помещений, где обитают с семьями, они не имеют. А жить – пожалуйста, живите. Пока.
«Пока», как оказалось, означало: «прощайте». Приватизация все-таки состоялась. Тот самый «контр» прихватил в собственность не дома и не квартиры, а разом половину КЭЧ со всеми постройками, квартирами и тому подобным. В их стенах размещал то магазинчики, то дешевые мини-гостиницы, что правильнее было бы назвать ночлежками на одну ночь для недорогих проституток с клиентами, бары, сувенирные лавчонки, просто склады временного хранения китайского транзита… А для людей, оставшихся без крыши над головой, места не оказалось.
Коля обещал жене бороться. Ежедневно с утра до вечера с такими же потерпевшими пикетировал штаб, рисовал и держал над головой плакаты с большими словами и буквами, не всегда цензурными. Неоднократно после таких дежурств ночевал сначала на гауптвахте, а после гордого заявления «Не смейте меня хватать, я вам не подчиняюсь, я гражданское лицо!» – просто в холодном закутке, где не было ни туалета, ни воды, ни нар. Голый бетонный пол.
С пятого раза начали бить. Не очень больно, скорее унизительно – пряжками и сапогами по заднице. Тогда и начал выпивать. Их, протестующих, было все меньше, пока не осталось двое – он и Сашок Панкратов. Тот при знакомстве представился «Саша», а когда соратник шутя спросил: «Черный?», ответил: «Ты что, обалдел? Глаза протри!», имея в виду расовую принадлежность и абсолютную, не по возрасту, седину. Так и стал Белым.
Сам Коля уже тогда отзывался на кличку «Блесна». Откуда такая? По зубам дали. Нет, не кулаком, дали вот эту самую кличку. Когда служил в Североморске, все передние зубы взяли да и выпали, ни с того ни с сего. В санчасти сказали – от нехватки витаминов и солнца. Странно – витамины им давали горстями, в таблетках и драже. Жри – не хочу. Жрал, хоть и не хотел. А солнца не хватало одинаково всем, но зубы выпали у него одного. Повозились с ним на совесть, вставили новые, сказали, не хуже золотых. Такие же желтые, жутко крепкие, титановые. Блеска от них – в глазах рябит. Вот и прозвали Блесной.
Белый давно звал погостить к себе, в Ижору. Своего жилья у него там, понятно, не появилось, но обосновался неплохо. Нанялся к какому-то хмырю в постоянные сторожа на его дачу. Дачка – закачаешься. Два этажа с подвалом, мансардой, гаражом, баней в цоколе, пристройками и старинной рубленой банькой на задворках. В этой старушке Белый и обитает. Функция у него простая: когда хозяина нет – присутствовать, отгоняя всех желающих залезть-пошарить, а когда есть – исчезать. Первая часть задачи Сашку удается легко: кто его хоть раз увидит, второй не захочет – уж больно он здоровенный и страшный. Со второй – хуже. Приходится гулять или зашиваться в свою конуру и сидеть там безвылазно сутки, а то и двое. Главное – молчать, и особенно не пить, потому что, выпив, Белый испытывает жуткое желание спеть. Если хозяин тоже поддаст – ничего, а трезвый – пугается и обещает «уволить».
Вот к нему, Белому, и надо подаваться, иначе нам удачи не видать. Притом не одному – с учетом предстоящего нешуточного дела без помощника, вернее помощницы, не обойтись. Лучше, конечно, не посвящать никого, но сам он не справится, поэтому надо зайти в подвал-теплоузел за Болонкой.
Небольшенькая соломенно-курчавая бабенка неопределенного возраста получила свое прозвище по двум признакам. Во-первых, из-за прически вкупе с мелкими габаритами. А во-вторых – из-за феноменального нюха. За километр увидев Кольку или кого-либо еще из их бомжовской братии, она могла с абсолютной точностью определить, есть у него или нет. В смысле выпивки.
И сегодня, издалека приметив его, неспешно бредущего без видимой цели, учуяла и приклеилась. Хитро обняла сбоку, надеясь нащупать заветную емкость. Да ведь и он не лыком шит! Помня ее вечную манеру липнуть слева, заранее поместил добычу в потайной карман, самостоятельно пришитый изнутри под правой мышкой. Так что нюх нюхом, а быть тебе, подруга, с пустым брюхом! Отшил, отправился один. И правильно. Свидетели в таких делах ни к чему, а вот ее прошлое придется как нельзя более кстати.
Однажды Коле еще раз повезло – здесь же, неподалеку. Тогда он, приняв для успокоения души, полеживал в шалаше, созерцая майскую природу. На марину смотреть не хотелось. Речь не о женщинах, каковых поблизости не наблюдалось. Марина – это, чтоб все понимали, опостылевший морской пейзаж. И когда уже вдоволь помедитировал, с дороги свернул мотоцикл, за ним другой. Подкатили, остановились на более-менее ровной лужайке в полусотне шагов от его укрытия.