Королевский краб

Чернов Вадим Сергеевич

Мотобот снова вывернул из-за кормы, будто так надо. Рулил Вася Батаев. Крепко стоял Вася и крепко держал он рукою тяжелый румпель. И его другая, левая, рука медленно сбавляла обороты мотора. Новый старшина «семерки» сделал так, чтобы бот точно остановился под свободными балками, а потом он закричал:

— Несите формалин, мы короля везем!

А еще через несколько минут я увидел ползущего по палубе живого королевского краба. Шипастый, алый, с громадной правой клешней, он медленно и величаво полз по железу «Никитина», а мы затаив дыхание глядели на этого вестника удачи и счастья.

Пришла с несколькими бутылками

формалина и со шприцем в руках наша химичка.

— Ребята, — сказала она, обращаясь к экипажу «семерки», — даю за него ящик коньяка!

Ловцы молчали, тогда химичка пожала плечами, мол, как хотите, и умело вонзила иголку между глаз краба. Он замер. Затем она так же умело уколола его около ходильных ног, в абдомину… В красавца влилось около двух литров формалина. На какое-то мгновение он стал нестерпимо алым, а потом стал тухнуть. Иголки на шипах медленно чернели, правая мощная клешня застыла полураскрытой, натопорщились усы, печально повисли, выпучившись, глаза-бусинки.

— Мы его в последний момент поймали, — торопливо объяснял Олег Дмитриев, махая руками. — Вася сказал: «Стоп!» Лебедку остановили, и я его выпутал из сети, сунул в клешню бамбуковую палочку. Он, бродяга, не сжимает! Мне говорят, надо у него пощекотать под абдоминой. Я крючком пощекотал, и он рассердился, быстро поджал хвост и перекусил, бродяга, бамбучину, как спичку!

С мостика разнеслась команда:

— Боцмана на бак!

Через несколько минут загремела якорь-цепь в клюзах, а потом мы услышали спокойный голос Ильи Ефремовича.

— На плавзавод, — торжественно произнес капитан, — доставлен последний строп краба. Крабовую путину мы закончили. Поздравляю вас, товарищи! Через неделю мы будем около острова Шикотан и начнем заготавливать сайру — жемчужину морей!

А на железной палубе лежал застывший, словно отлитый из бронзы, безжизненный королевский краб. Химичка жадно смотрела на него и продолжала уговаривать ловцов:

— Ну, сколько вы за него хотите?

Я даже не заметил, как к ней подошла Анна и громко спросила:

— Зачем он тебе?

От неожиданности химичка вздрогнула и смутилась.

— Как сувенир… ты ведь хранишь подарок Карповича.

— Да, храню. А этот будут хранить они, — Анна показала рукой на молодоженов.

Батаев моментально понял Анну, подмигнул ловцам «семерки» и сказал Сергею и Наде:

— От имени и по поручению… владейте, люди! Удачи и счастья…

Он хотел сказать им что-то еще теплое, задушевное, но не успел. Его голос заглушил мощный и протяжный гудок «Никитина». Наш плавучий завод прощался с островом Птичий и с Камчаткой до следующей путины.

Басовитое «у-у-у!» долго неслось над просторами Охотского моря. Нам ответили суда, для которых крабовая путина еще не кончилась. Все сильнее пенилась вода за кармой, наш плавзавод набирал скорость. И до тех пор, пока был виден берег, нас провожали быстрые чайки. Потом они отстали от «Никитина». Впереди по курсу был теплый и зеленый остров Шикотан, где так хорошо ловится на свет в безлунные ночи серебристая красавица сайра.

Оранжевый день

Вначале этот день родился у берегов Аляски. Затем неяркое северное солнце встало над Камчаткой и осветило темно-зеленое Охотское море. Чуть позже наступило утро во Владивостоке, над бухтой Диомид и над заливом Америка. И лишь много часов спустя этот день начался в Белоруссии.

Утро. Берингово море

Разведывательный траулер «Аппаратчик» пришел на место поздней ночью и стал на якорь неподалеку от гигантского плавзавода, который гремел и светился сотнями огней. На нем еще не закончили работу. На огромной палубе, освещенной прожекторами, были хорошо видны пять или шесть стропов с крабами и около них — парни в оранжевых робах из бригады подноски.

На борту «Аппаратчика» было высокое начальство — измученный долгим переходом и простуженный начальник крабофлота. А двое суток назад у него к тому же заболел зуб, и он проклинал все на свете. Он стоял на палубе траулера и, крепко схватившись руками за леер правого борта, не чаял, когда попадет на плавзавод, где есть лазарет и такой добрый человек — зубной врач.

Море было тихим и непонятным во тьме, за низким бортом траулера журчала вода — это начинался прилив, и он медленно разворачивал суденышко против течения, кормой к невидимым берегам Аляски. Над головой иногда раздавался гром реактивных двигателей американских военных самолетов.

— Летают больше, чем в прежние годы, — сказал за спиной начальника крабофлота капитан «Аппаратчика», молодой и щеголеватый «морской волк».

— А как же, — отозвался простуженным голосом начальник крабофлота, и тут острая боль пронзила его зуб. Он невольно схватился за левую щеку, еле подавил стон и лишь после этого буднично продолжал:

— Большую нефть они на Аляске нашли. Берегут добро, грызутся там из-за него. Торги участками начали…

— Ага, — сказал капитан. — Лихорадка у них. Была золотая, теперь нефтяная, но черт с ними! Я тут, Евгений Михайлович, связался с капитан-директором. Сейчас поднимут команду резервного и спустят бот, вас заберут. Вы уж немного потерпите!

То, что сейчас на плавзаводе поднимут матросов двенадцатого резервного мотобота, спустят его на воду и он, тарахтя маломощным двигателем, подойдет к борту траулера лишь с единственной целью — забрать начальника крабофлота, — на секунду обрадовало Евгения Михайловича, наполнило его чувством благодарности ко всем, кто о нем позаботился и будет заботиться и избавит его от надоевшей боли. Но эта радость вспыхнула и тут же погасла. Евгений Михайлович подумал о матросах с резервного, которые, конечно, все сделают, но по дороге к траулеру будут осуждать его: не мог, мол, потерпеть до утра, не дал отдохнуть лишний час, самый сладкий час сна перед рассветом, перед началом нового трудного и длинного на путине рабочего дня. Подумал Евгений Михайлович и о зубном враче, которого тоже разбудят там, на плавзаводе, потому что, сказав «а», пало говорить «б».

— Нет, — твердо сказал начальник крабофлота, — я подожду. Не так уж я болен, капитан!

Капитан «Аппаратчика» недоуменно развел руками. Он плохо знал характер Евгения Михайловича, но за две недели перехода от Владивостока до берегов Аляски одно он усвоил крепко — на вид мягкий, простоватый Евгений Михайлович не любит повторять одно и то же. И был он определенным в приказах, в суждениях, оттого он иногда казался молодому капитану «Аппаратчика» несложным и привыкшим к большой власти человеком. А в самом деле это было далеко не так.