Королевский краб
Шрифт:
— Ладно. Только будешь все время в моей каюте. Из нее не выходи.
Матросы немного поворчали, но пропустили нас, и наверху я увидел, что накрененная палуба и море по правому борту были ярко освещены мощными прожекторами. Необработанных стропов около конвейера не было. Они скатились к правому борту. Одна часть крабов упала в воду, другая раздробилась и рассыпалась, забила шпигаты, повисла на бортовом ограждении. Среди этого хаоса осторожно ходил Жеребцов со шлангом и мощной струей воды расчищал себе путь к свободным мотобалкам. Его подстраховывал Костя Жданов, стоявший около
Бушующее море в свете прожекторов казалось зловещим. Тускло блестели бока огромных волн, сверкала пена. Метрах в ста от нас качался какой-то маленький и жалкий траулер. Он делал разворот, чтобы подойти к плавбазе с кормы. «Никитин» весь содрогался от ударов волн, громко скрипели якорные цепи, и свистел, выл над палубой сильный ветер. И тут я понял, почему так сильно накренился наш плавзавод. Он стал поперек ветра и закрепился на якорях с таким расчетом, чтобы вдоль правого борта образовалась тихая зона. В ней было легче маневрировать юркому траулеру, чтобы подойти к нам вплотную и пришвартоваться. Но для чего это нужно?
Через несколько минут «Абаша» закончила разворот и потихоньку, на самом малом ходу, начала приближаться к правому борту «Никитина». За траулером, совсем близко от него, волочилось нечто черное. Когда это нечто попало под лучи прожекторов, я понял, что «Абаша» буксирует мотобот. «Семерка», — мелькнула у меня в голове догадка. И я не ошибся.
— Аннушка, — заорал я и обнял женщину, — «семерку» нашли, нашли!
Тут Анна не выдержала и заплакала.
— Отведи ее в мою каюту, — сказал мне Коляда и затем заговорил с Анной: — Ну, хватит, голубушка! Как видишь, ничего страшного не произошло, «семерку» нашли, сейчас поднимут на балыки, и ты увидишь его… Он, голубушка, везучий, недаром поймал когда-то королевского краба!
— Н-а-сте надо сообщить, — сквозь слезы прошептала Анна.
Коляда согласно закивал головой, затем сунул мне в руку ключи от своей каюты и, забыв, что ему под семьдесят, бодро побежал на мостик.
В каюте Бориса Петровича были не иллюминаторы, а обычные большие окна. Через них было хорошо видно, как все ближе и ближе подходит к «Никитину» отважная «Абаша». На палубе траулера стояло несколько матросов в черных плащах с капюшонами. Они знаками что-то показывали нам, но что именно, я не понял. Один из них крутил в руке конец линя, готовясь перекинуть его на борт плавзавода.
«Семерка» волочилась за траулером какими-то рывками. Она сидела в воде очень глубоко, и волны свободно перекатывались через ее палубу. «Наверное, трюмы залило», — подумал я, пытаясь разглядеть на мотоботе экипаж. К сожалению, «семерка» была в тени от борта «Никитина». Людей я никак не мог увидеть Потом на «Абаше» сообразили и осветили мотобот одним из своих прожекторов. На «семерке» был экипаж. Оранжевые фигурки густо облепили рубки и были совершенно неподвижны. Тут завыла лебедка, которую включил расторопный Жеребчик, и вниз, тяжело раскачиваясь, начали опускаться крепления на толстых тросах…
— Осторожнее, осторожнее, — говорил на мостике завлов Валерий Иванович. — Выбирайте момент, не спешите!
Но нелегко было экипажу «семерки» выбрать момент, схватить качающиеся крюки и зацепить ими мотобот. Мотобот то поднимался вверх на несколько метров, то проваливался вниз. Крюки со звоном бились о палубу и рубку «семерки», разбивали в щепы деревянные борта. От них едва спасались ловцы, гасили их колебательные движения бамбуковыми вешками. Сотни людей на плавзаводе с замиранием сердца следили за этим единоборством.
Но вот ловцы «семерки» улучили благоприятный момент, схватили крюки и, когда бот подняла волна, прочно закрепили их. Мастер на палубе «Никитина» не потерял и доли секунды. Он тут же включил моторы, лебедка натужно завыла, на несколько метров подняла мотобот и дальше не смогла. «Семерка» была слишком перегружена, в трюмах было полно воды.
— А почему их только одиннадцать? — вдруг услышал я голос Анны за своей спиной.
Волны яростно били в днище зависшего мотобота, все сильнее раскачивали его. «Если так будет продолжаться еще несколько минут, — мелькнула в моей голове мысль, — «семерку» в щепки разобьет о стальной корпус «Никитина». Ее надо немедленно опустить на воду».
Очевидно, об этом же подумали и на мостике, потому что оттуда раздалась торопливая команда:
— Майна, майна…
В этот момент одна из оранжевых фигур на боте замахала рукой, мол, не надо майнать нас на воду! Лицо махавшего рукой человека осветил прожектор, и я узнал, кто это, — Вася Батаев. Батаев не мешкал. Он скинул спасательный жилет и прямо в сапогах, в робе прыгнул в один из трюмов, нырнул. Через несколько секунд на поверхности показалась его мокрая, без шапки, голова, а затем и правая рука, в которой была пробка. Он показывал ее всем, как бы говоря: не волнуйтесь, вода сейчас выльется.
Из днища «семерки» мощно вырвалась струя воды, затем снова загудели моторы лебедки и мотобот медленно пошел вверх. Он с каждой секундой становился все легче и легче.
И в это время над бушующим морем, по всему плавзаводу разнесся спокойный, десятикратно усиленный микрофоном голос капитана-директора:
— Выношу благодарность за проявленную решительность матросу первого класса Василию Георгиевичу Батаеву!
— Но почему их только одиннадцать? — снова услышал я за своей спиной тоскливый голос Анны. — Где двенадцатый, кто он?
Сколько было разговоров потом! Из них я узнал, что троих из экипажа «семерки» пришлось положить в лазарет. Серегу, у которого было нервное потрясение, Олега Смирнова, совсем измученного качкой, и моториста Василия Ивановича, по поводу двустороннего воспаления легких. Остальные восемь человек чувствовали себя нормально, лишь очень промерзли, но они быстро отогрелись после парной и коньяка, который им пожертвовал из специальных запасов Илья Ефремович. Кое-кто не удовлетворился коньяком и добавил самодельного пива — кулаги, и спали теперь эти ребята богатырским сном в своих каютах. А шторм неистовствовал всю ночь. Был он необычайно сильным даже для этих гудящих от бесконечных циклонов широт.