Королевский крест
Шрифт:
— Кардинал Бруджа, — вкрадчиво улыбнулся граф.
— Прошу, называйте меня бароном.
— Как будет угодно. — Сен-Жермен поднял бокал — Александр ответил вежливым полупоклоном, — пригубил вино. — Что заставило вас искать встречи, барон?
— Безысходность.
Удивленный граф поставил бокал на стол, с интересом посмотрел на вампира:
— Откровенно.
— Я хочу, чтобы наши отношения с самого начала строились на принципах открытости, — серьезно произнес Бруджа. — Тем более что даже мой камень не сможет скрыть от вас ложь. Вы слишком хороший маг.
— Вы искренни, — задумчиво подтвердил Сен-Жермен.
— Увы, я заинтересован в вас, а не наоборот. Поэтому приходится делать все, чтобы вы мне поверили.
Граф издал короткий смешок, но было видно, что он несколько растерян оборотом дел. Впрочем, Сен-Жермену не потребовалось много времени, чтобы взять себя в руки. Глаза похолодели, голос стал жестче, он даже подобрался, словно собрался прыгнуть на барона.
— Вы истинный кардинал Бруджа, хозяин Алого Безумия, могущественнейшего Амулета Крови. Вы пьете кровь и живете черт знает сколько. Мы для вас — пища. Чем я могу помочь вам, кардинал? И для чего?
Александр выслушал графа с непроницаемым лицом. Никаких чувств, никаких эмоций, ничего. Абсолютное спокойствие. Достойно выдержал паузу и, только убедившись, что Сен-Жермен закончил, позволил себе легкую нейтральную улыбку.
— Я знал, что не ошибся.
— В чем? — отрывисто спросил граф.
— Вас выгнали. Не так ли?
— Что… — Старая обида рванула душу Сен-Жермена. — Что вы сказали?
— Позвольте, я закончу мысль? — И тут же, не давая вставить ни слова: — Благодарю. Так вот, любезный граф, будем считать, что вы выполнили долг перед соплеменниками: высказали кровососу в лицо все, что вы о нем думаете, облили презрением и ненавистью. Теперь предлагаю поговорить по-настоящему. Цинично, откровенно и по существу.
Сен-Жермен покачал головой, но вновь не успел вставить ни слова.
— Вряд ли я удивлю вас, сказав, что уничтожение вампиров весьма непростое дело. Вы умный чел и понимаете, что не сможете избавиться ни от меня, ни от моего народа одним щелчком пальцев. Мы есть — это факт. И Тайный Город есть. Это тоже факт. А теперь ответьте, любезный граф, кто является большим врагом вашей расы? Погрязшие в междоусобицах масаны или Великие Дома, терпеливо выжидающие, когда вы совершите фатальную ошибку?
— Не вижу особой разницы.
— А она есть.
— Извольте поведать.
Барон прищурился, нехорошо улыбнулся:
— Источники.
— Что Источники? — не понял Сен-Жермен.
— У моей семьи их никогда не было. И не будет.
— Знаю. Ваша магия имеет специфические особенности.
— Которые делают нас слабее Великих Домов. Мы зло, но зло, с которым можно бороться. С Великими Домами даже Инквизиторы были вынуждены договариваться.
Граф побледнел от бешенства. Но промолчал.
— Так кто же больший враг вашей расы? Вы все еще не видите разницы?
Сен-Жермен поднялся, медленно прошелся по кабинету, потягивая на ходу вино. Бруджа хладнокровно наблюдал за передвижениями чела.
— Вы пьете кровь.
— Мы никогда не высушим всех челов.
— Вы сильнее.
— Но мы живем только ночью. Солнце несет нам смерть.
— Мы все равно будем врагами. Всегда. Вы для нас всегда будете хищниками. Мы для вас — пищей.
— А разве в вашем обществе действуют иные законы? Вы убиваете друг друга в гораздо больших количествах, чем нужно нам для пропитания.
— Это внутреннее дело. Хотим — убиваем.
— Раз уж зашел разговор… Сколько дуэлей вы назначили во время карнавала?
Лгать было бессмысленно:
— Две.
— И скольких челов вы убили?
— Двух и убил.
— Боюсь представить, что было бы, отправься вы в Венецию не развлекаться, а по делу.
— Речь шла о чести дамы, — поморщился Сен-Жермен. — И вообще, давайте заканчивать с душеспасительными проповедями. Мне прекрасно известно, что ни я, ни большая часть моих соплеменников не являются образцом благочестия.
— Тогда не надо мне напоминать о гастрономических пристрастиях. Вы убиваете, чтобы защитить честь дамы. А я — для того, чтобы жить.
— Хорошо. — Граф поднял ладони. — Хорошо.
Подошел к бутылке, долил в свой бокал вина. И замер, неподвижно уставившись в какую-то точку на стене.
Бруджа тяжело посмотрел на задумавшегося Сен-Жермена.
Ситуация была неприятна барону. Уговаривать вспыльчивого чела, убеждать, умасливать, выслушивать его бредни и нахальные заявления — все это ломало гордость истинного кардинала. Но в самые неприятные моменты, когда хотелось отбросить условности и не мудрствуя лукаво вонзить иглы в шею Сен-Жермена… в эти мгновения в ушах Александра звучал голос дочери: «Торопись использовать этого чела, отец. Граф силен, умен, почти гениален. И сейчас он зол. Очень зол. У него настало время ошибок». Слова Клаудии стоили дорого. Ее уже называли Глазами Спящего, ей верили, считали великой предсказательницей. И барон, смирив гордыню, послушно отправился на встречу с человским уникумом.