Королевский куттер
Шрифт:
Это было письмо из одного листа, написанное женским почерком на рисовой бумаге и скрепленное прядью волос. Тех самых каштановых волос.
Глава 7
Незначительный крейсер
Декабрь 1794 - август 1795
На Рождество Вилларе-Жуайез выскользнул из Бреста, преследуемый
В конце первой недели января призовой суд решил, что оба транспорта будут проданы, корвет введен в состав флота, а люггер также выкуплен для нужд последнего. Гриффитс торжествовал.
– Побили мы их козыри, мистер Дринкуотер. Они подорвались на собственной петарде!
Он дочитал опубликованное в портсмутской газете решение, улыбнулся Дринкуотеру через заставленный остатками пудинга стол и ткнул пальцем в запачканную вином страницу.
– Прошу прощения, сэр, я не совсем понимаю как…
– Как я их обошел? А вот как: между капитанами фрегатов существовало соглашение слить призовые премии в один пул, чтобы каждый получил равную долю. Поскольку я всего лишь лейтенант, а «Кестрел» всего лишь куттер, нас ни о чем не спрашивали и ничего нам не предлагали. В результате, за вычетом доли коммодора, мы имеем все права на вырученные от продажи «Ситуаенн Жанин» деньги. Вам причитается кругленькая сумма, осмелюсь заявить.
– Благодаря тому, что я настоял на взятии приза?
– Именно так.
Гриффитс внимательно посмотрел на подчиненного. На лице последнего он не мог разглядеть отражения своей собственной радости, и ему стало обидно, что такой редкий момент триумфа оказался подпорчен. Охваченный раздражением, он приписал недостаток энтузиазма Дринкуотера прозаическим мотивам.
– Черт, мистер Дринкуотер, не хотите ли вы сказать, что раз я в тот момент болел, вам полагается капитанская доля?
Тон Гриффитса сделался жестким, лицо пошло красными пятнами. Погруженный в свои мысли Натаниэль сообразил вдруг, что его поняли совершенно превратно.
– Что вы, сэр? Боже правый, вовсе нет! Честью клянусь, сэр… - Дринкуотер окончательно вышел из своей задумчивости. – Нет, сэр, я просто вспомнил о тех бумагах и картах, которые нашел на люггере.
Гриффитс посерьезнел.
– Я отослал их лорду Дангарту. Учитывая обстоятельства, я решил не передавать их Уоррену. А почему вы спрашиваете?
– Ну, сэр, - вздохнул молодой человек, - поначалу это было только подозрение. Доказательство настолько зыбкое, что… - он смущенно осекся.
– Бах, продолжайте! Если что-то беспокоит вас, лучше выложить все начистоту!
– Хорошо. Среди бумаг оказалось личное письмо. Я не передал его вам, хотя должен был, сэр. Сам не знаю почему, но было в нем нечто, что пробудило во мне подозрения…
– Какие же? – спросил Гриффитс тихо, но настойчиво.
– Я нашел в нем прядь волос, сэр, каштановых волос, и… - Натаниэль почувствовал себя идиотом, и все это как-то сразу показалось ему пустяком, не стоящим внимания. – Проклятье, сэр! Мне пришла в голову мысль, что человек с люггера, которого мы считаем своего рода французским агентом, связан каким-то образом с той женщиной с каштановыми волосами, что мы подобрали у Бобиньи.
– Что Ортанс Монтолон как-то связана с Сантона?
Дринкуотер кивнул.
– А что с письмом?
Юноша смущенно закашлялся.
– Письмо у меня, сэр. Я взял его домой, Элизабет перевела написанное. Ей это все очень не нравилось, но я настоял.
– И что оно сообщило вам, это письмо?
– Только что его автор и Сантона являются любовниками, - Гриффитс вопросительно вскинул бровь и Дринкуотер сглотнул. – И что написано оно было с целью сообщить получателю о устранении в Лондоне некоего мешающего им обоим препятствия. Автора, похоже, сильно заботило, чтобы все следующие из этого обстоятельства выводы были сообщены в письме, и что оные, в некотором роде, серьезно меняют дело…
– Кто автор письма?
Дринкуотер потер шрам.
– Только одна буква, сэр: «О», - запнувшись, ответил он.
– И вы сказали, что они являютсялюбовниками?
Натаниэль нахмурился.
– Да, сэр. Дата на письме совсем свежая, но адреса нет.
– Значит, если вы правы, и письмо от женщины, которая живет сейчас в Англии, то значит, она до последнего состояла в переписке с Сантона?
– Письмо подразумевает близкие отношения, сэр.
Гриффитс с трудом сдержал улыбку. Зная Элизабет, он представил себе картину, как та излагает содержание письма в подобных терминах.
– Ясно, - протянул капитан. – А откуда такая уверенность, что эта мисс «О» и есть та самая молодая дама, которую мы забрали у Бобиньи, и что имеется в виду под «мешающим им обоим препятствием»?
Этого вопроса Дринкуотер и боялся, но отступать было уже некуда, да и интерес Гриффитса подбодрил его.
– Уверенности нет, сэр. Это скорее ощущение, зародившееся во мне уже давно… Я хочу сказать, что хотя французский мой весьма плох, сэр, и ограничивается несколькими общими фразами, но какое-то чутье подсказало мне, что той ночью она не хотела уплывать с нами… Что ее вынудили. Помню, как она стола в шлюпке, когда мы отвалили от берега и французы открыли огонь. Девушка кричала что-то вроде: «Не стреляйте, я ваш друг, друг!».
– Натаниэль старался освежить в памяти воспоминания о той ночи.
– Трудно сказать еще что-либо, сэр, мы все так устали тогда.
Он замолчал, готовясь увидеть на лице Гриффитса выражение презрительного разочарования. Пожилой человек был, казалось, погружен в свои мысли.
– Что до «препятствия», сэр, - продолжил Дринкуотер, - Могу лишь предположить, что речь шла о де Токвилле… - Он прочистил горло и закончил уже окрепшим голосом. – Говоря по правде, сэр, все это весьма смутно, и я должен попросить у вас прощения за то письмо.
Ладони Натаниэля сделались влажными, но ему стало легче, когда он покончил с признанием.