Королевский штандарт
Шрифт:
Он отвечал:
– Я более предпочитаю карточный вист.
Иван поморщился, после чего изрек:
– Карты – богоненавистная игра, да и горя от них много, хотя и в шахматах азартнее меня во всем Петербурге не найдешь. А, я, сударь, играю лишь на деньги!
Кристиан отлично играл в шахматы, ведь это была прекрасная стратегическая игра, которой учили его еще при казарме, где он воспитывался с двенадцати до семнадцати лет.
Занеся в комнату клетку с почтовыми голубями, он ответил:
– Я согласен играть с Вами.
Иван отворил соседнюю комнату и жестом пригласил гостя войти, тот проследовал внутрь.
Разложив шахматы, они сели за стол. Начались первые ставки. Кристиан брал партию за партией и вскоре оставил Ивана лишь с мешочком серебряных монет.
Не часто Лапоухов оказывался в таком положении, но всегда умел отыграться и остаться в плюсе.
Бросив на стол мешочек и золотые часы, он сказал:
– Еще одна партия. Это часы с гравировкой императора, но ставлю я их, на Вашу полную ставку.
Кристиан восхитился часами и тут же изрек:
– Какое великолепие!
Он выдвинул на стол все, что успел выиграть. На этот раз удача отвернулась от него и все выигранное ранее переходило во владение Лапоухова.
Но он взял со стола свои деньги и половину от выигранного, оставив вторую половину Гофману. Удивившись такому решению, Кристиан поклонился приятелю и, попросив минуту, ушел к себе в номер. Вернулся он оттуда скоро, держа в руках бутылку прусского вина. Поставив ее на стол, он пояснил:
– Это подарок из моего государства.
Иван быстро достал фужеры.
– Изволь испить со мной?
Он поставил на стол два стакана. Кристиан отказался от этого предложение, произнеся:
– Мне пора ложиться ко сну: на улице уже темно, а завтра меня ждет аудиенция с вашим императором.
– Правильно говорить «ложиться спать», – поправил его Иван. – А то, что темно на улице, так в России в октябре в семь часов такая темень, какая у вас глубоко за полночь, а сейчас всего шесть, – сказал он, открывая бутылку и наливая содержимое в стаканы. Кристиан промолчал, но остался.
Два едва знакомых человека пили более часа; Иван травил байки о русской жизни, а Кристиан молча слушал, будто бы не понимая часть из них. Но он понимал все, что говорил ему его новый знакомый. Да, в Берлине его хорошо обучили и русскому языку, и русским манерам. Он желал показаться Ивану обычным прусским подданным, приехавшим в эту страну для простой аудиенции с императором, но на самом деле его миссия была куда более сложной, чем он рассказал Лапоухову.
Он, сын военачальника прусской армии, был вызван во двор к королю для важного разговора. Отдам должное, Кристиан даже ребенком был ответственен и смел, и сейчас он незамедлительно явился к своему правителю по первому требованию, первому сообщению о важном королевском деле. Король Вильгельм, канцлер Отто фон Бисмарк и старший Гофман ждали его.
– Ты быстро явился, Эрик, – сказал Вильгельм.
Он любил называть его именно этим именем, ведь оно означало «честный». Король положил перед ним два мешочка с немецкими монетами и произнес.
– Ты верно служил мне на протяжении семи лет, верой и правдой, честью и сердцем. Сейчас тебе предстоит важная для всей Пруссии миссия. Над нашими землями давно сгустились Датские тучи, но сейчас настало время делать ход. Наш народ давно требует Шлезенгер. Европа меняется, вчерашние наши друзья признают его датским; единственным государством, которое может нам помочь, остается Россия, неизведанная и непоколебимая. Он подошел к Гофману на расстояние двух шагов:
– Кристиан, ты нужен Пруссии. Мы хотим отправить тебя в Петербург для заключения мира и дружбы с Россией, но ты должен повлиять на русского императора: нам нужна поддержка в случае новой датско-прусской войны. Мы готовы поддержать Россию в ее польской политике. Боюсь, что скоро ей эта поддержка будет нужна как никогда, но мы хотим, чтобы она поддержала нас в войне с датчанами. Бисмарк ранее встречался с Александром и вызвал хорошее к нему расположение, но этого не достаточно.
Едва дослушав, Гофман спросил:
– Когда я могу выезжать?
– Подожди, мой сын, – он обернулся к его отцу. – Ты же не будешь против, мой друг, если я буду звать его так. Тот приклонил голову и отвечал:
– Мои дети, дети Пруссии, а Вы – ее единый отец.
– Ты всегда был мудр, мой друг, – король вновь обратился к Гофману.
– Я положил пред тобой два мешка. Как доброму подданному, я даю тебе выбор, взять деньги, которых хватит тебе на год хорошей жизни при дворе, и ехать в Россию, либо принять мою благодарность и почтение и остаться здесь – выбирай.
– Мне хватит лишь вашей щедрой воли избрать именно меня на эту миссию. Я не имею нужды в богатстве, ведь в могилу я его забрать не смогу, а здесь я тленен и, кто знает, когда превращусь в прах. Вильгельм продолжил говорить:
– Ты вышел в отца, он должен тобой гордиться. Выезд завтра на рассвете. Александер отведет тебя к Августу – он даст тебе талеры для жизни в Петербурге и запряжет карету. Удачи тебе, сын мой.
Король поклонился Кристиану, и добавил:
– Преклоняюсь пред тобой не как король, но как прусак, от себя и от всех наших народов.
Иван неожиданно замолчал, на мгновение воцарилась тишина. Изрядно пьяный Кристиан посматривал на часы.
Спустя пару мгновений, не менее пьяный Лапоухов продолжил говорить:
– Так вот я о чем. Честь в наше время – это все. Вот ты прусак, и душой за Пруссию. Я таких, как ты, люблю, себя презираю порой, что я так азартен, Господи помилуй.
Иван перекрестился, после чего, схватившись рукой за голову, произнес: