Королевское зерцало
Шрифт:
Весенние ночи озарились пожарами — дома вспыхивали и сгорали дотла один за другим.
Я слышала про такое и раньше, но видела впервые.
Рассказывают, что мои родичи с радостью шли на битву и только мой отец сражался поневоле. Братья тоже были опытные воины. Но не знаю, доставляло ли им это удовольствие. Сражения с соседями были частью их повседневной жизни. Одержав победу, они сжигали селения, брали пленников и превращали их в рабов.
Неудивительно, что меня не смущала в Харальде его откровенная любовь к сражениям.
Вскоре я поняла, что я истинная
Я старалась не упустить случая и посмотреть с корабля на кипящую битву. Харальд даже попросил меня быть осторожнее, иначе ему придется подарить мне шлем и кольчугу.
— Ну и как, подарил? — спросил Олав.
— Да нет, он просто шутил. Но он называл меня своей валькирией и гордился мною. Он не обращал внимания на женщин, которых брали в плен: даже если эти женщины были красивы, он уступал их своим людям, а сам приходил ко мне, нередко сразу после битвы, весь в крови.
— Ты не отталкивала его?
— Нет, конечно. — Эллисив помолчала. — Той весной мы на время задержались на Фьоне, — продолжала она. — Харальд не сомневался в своей победе и даже велел отчеканить монеты со словами «Arald rex nar», что означает: «Харальд конунг Норвегии».
Пока мы разоряли датские острова, Свейн находился в стране вендов [31] , хотел обзавестись там дополнительными кораблями и набрать новых воинов.
По возвращении он нашел островитян покоренными, а земли — захваченными и разграбленными. Ему показалось, что Харальд перестарался.
31
Находилась на территории Современной северной Германии.
Их дружба дала трещину. И когда разнеслась весть, что Магнус идет из Норвегии с множеством кораблей, у Харальда родилась новая мысль.
Однажды утром — накануне они со Свейном напились и повздорили — Харальд призвал людей в свидетели.
Ночью он положил в свою постель бревно, а утром из него торчала секира.
— Видите, какую смерть мне приготовил Свейн, — сказал он. — Но я заподозрил неладное и потому спасся.
Харальд собрал своих людей и покинул Данию.
Теперь я поняла, почему в ту ночь он увел меня спать в другое место. Но мне трудно было поверить в коварство Свейна, ведь я хорошо знала его — мы целую зиму прожили вместе в Швеции.
Я сказала об этом Харальду.
Он громко расхохотался:
— Ты права. Свейну никогда бы не пришло в голову убить меня исподтишка. Но мне нужно было порвать наш союз и не прослыть предателем. Теперь мы отправимся в Норвегию, и я захвачу там власть, пока Магнус и Свейн сражаются друг с другом в Дании.
— Ты нечестно обошелся со Свейном, — сказала я. — Причем дважды: сперва нарушил ваш договор, потом несправедливо возвел на него вину. Даже если люди тебе поверят, ты все
— Ты мало знаешь о поступках конунгов и прочих правителей, — коротко сказал он.
— Зато я знаю: тот, кто не держит слова, лишается чести.
— Простота хуже воровства, — ответил он.
Больше я ничего не сказала.
Но поняла, что на Харальда нельзя полагаться.
Олав долго молчал, о коварстве своего отца он не сказал ни слова.
— Ты несколько раз поминала стяг Опустошитель Стран, — произнес он наконец. — Почему воины верили, что, сражаясь под этим стягом, они обязательно победят? Мне тоже это говорили, хотя я так и не понял, что в нем особенного.
— Этот стяг был освящен у гроба святого Владимира, — ответила Эллисив. — Кроме того, Харальд нарочно распускал молву о чудесной силе стяга. Он считал, что это вселяет мужество в его воинов и нагоняет страх на врагов. А ты, кстати, не знаешь, куда делся Опустошитель Стран после битвы у Станфордского моста? — спросила она.
— Мы нашли его на месте сражения на другой день, — сказал Олав. — На нем лежало несколько убитых, он был весь пропитан кровью. Я не хотел брать его с собой и решил сжечь. Но кто-то из воинов, не помню кто, попросил отдать ему стяг. И я отдал.
Теперь стяг у него…
Эллисив продолжала рассказывать.
Из Дании мы плыли с попутным ветром.
Наконец-то я увидела землю, которая должна была стать моей на долгие годы. Встреча с горной страной Харальда была приятной, ни Вик, ни Хрингарики не вызывали во мне страха.
Оставив корабли во фьорде под надежной охраной, мы отправились вглубь страны. На этот раз Харальд позаботился о лошадях для меня и моих служанок.
Мы держали путь в те места, где Харальд родился. Он считал, что стоит тамошним бондам провозгласить его конунгом, как остальные последуют их примеру. И тогда к возвращению Магнуса он сможет собрать большое войско.
Никогда не забуду я тот миг, когда впервые увидела озеро Тюрифьорд.
Вечером мы подъехали к скалистому крутому берегу. Казалось, перед нами пылает весь мир — в водной глади озера отражалось небо, охваченное огнем.
На душе у меня стало тяжело, я сочла это дурным знаком. Но у Харальда, видно, и в мыслях не было тревожиться.
Ему не терпелось показать мне усадьбу, когда-то принадлежавшую его отцу, рассказать ее историю, Усадьба не произвела на меня впечатления, но у меня хватило ума промолчать об этом.
Вскоре Харальд убедился, что его замысел не так-то просто осуществить.
В родном краю его встретили неприветливо, даже у родного брата на усадьбе их отца Сигурда Свиньи. Все здесь были на стороне конунга Магнуса. Они не видели никакого смысла в том, чтобы провозгласить Харальда конунгом, хоть он и вернулся домой в золоте и блеске.