Королевство смерти. Запятнанный ангел. Убийца на вечеринке с шампанским
Шрифт:
— Как мне достать для него деньги? — спросил Джонни. — Сто тысяч баксов не найдешь в плетеной корзине для мусора на углу улицы.
— Мы организуем это, — успокоил его Куист.
— От вас могут потребовать, чтобы вы доставили деньги в одиночку, — продолжал Кривич. — Никаких копов, никаких сопровождающих. Вы не двинетесь с места, пока мы не выработаем план. Понятно?
— Да.
Кривич выказал полное понимание характера своего подопечного, что удивило и ободрило Куиста.
— Вы независимый человек, Сандз, — продолжал лейтенант. — Вы привыкли плевать на всех и получать, что хотите.
Джонни посмотрел на Кривича взглядом напуганного ребенка:
— Если Джулиан позволит мне пригласить девушку, вы не станете возражать, лейтенант?
— Никого, пока я не проверю их с головы до пят. Ни одного человека, кроме тех, кто находится в этой комнате.
Джонни взглянул на Лидию, потом на Конни.
— Что ж, если они относятся ко мне с симпатией, зачем приглашать кого–то еще?
— Выброси это из головы, Джонни, — резко оборвал его Куист.
— Это просто шутка, дружище. На самом деле первая строчка песенки: «Зачем приглашать кого–то еще?»
— Если мы обо всем договорились, Куист, то побудем немного здесь, — вмешался Кривич, — пока ваш телефон ставят на прослушивание.
— Может, нам стоит пожениться, дружище, — предложил Джонни. — Похоже, мне предстоит стать твоим сиамским близнецом. — Его глаза предательски заблестели от навернувшихся слез.
Куист сделал незаметный жест, давая понять, чтобы все вышли из комнаты. Все вышли из кабинета, оставив Куиста наедине с Джонни. Как только они остались одни, Джонни закрыл лицо руками и разразился отчаянными рыданиями, сотрясавшими все его тело.
Куист сидел спокойно, не двигаясь. В конце концов Джонни выудил из кармана носовой платок и шумно высморкался.
— Чертов размазня, — пробормотал он.
— Пропусти еще глоток спиртного, — посоветовал Куист.
Джонни встал, подошел к шкафчику и налил стакан. Когда он наконец обернулся к Куисту, он уже полностью овладел собой.
— Я согласился принять все эти условия только ради Эдди, — объяснил он.
— Что ты хочешь сказать?
— Я предпочел бы рискнуть, — объяснил Джонни. — Шатался бы по злачным местам, жил своей жизнью. Может, он достал бы меня, может, нет. Но скорее всего, ему это удалось бы — и тогда он безнаказанно провернет это дельце! Я не дам ему возможности провернуть это дельце, дружище. Он заплатит за то, что случилось с Эдди.
— Но ты собираешься платить?
— Черта с два, — ответил Джонни. — Но я сделаю вид, что заплачу. Соберу наличные, потому что он каким–то образом наблюдает за мной. Пойду туда, куда он прикажет мне прийти, но Кривич меня как–то прикроет. У меня только одна мечта.
— Вот как?
— Я мечтаю наложить руки на этого подонка прежде, чем до него доберется Кривич! — Уголки его рта дрогнули. — Я сказал тебе «спасибо» за то, что ты предоставил мне убежище?
— Будем сохранять спокойствие, — сказал Куист.
— О каком спокойствии может идти речь, если твой лучший друг умер из–за тебя? — вспылил Джонни. — Все из–за того, что я воспылал страстью к этой глупой девчонке, Беверли Трент. Знаешь что? В ней даже не было ничего привлекательного!
Куиста и Джонни довезли до Бикман—Плейс в полицейской машине. Кривич сидел впереди, рядом с водителем. Патрульная полицейская машина следовала за ними. При посадке в машину около офиса и при выходе из машины у квартиры Куиста Джонни окружали полицейские, одетые в форму и в штатском. Только заранее предупрежденный снайпер, у которого была бы возможность выбрать удобное место, мог бы добраться до него.
Сама квартира была плотно блокирована от внешнего мира. Один из людей Кривича расположился в вестибюле в помощь постоянному дежурному. Второго поместили в холле двенадцатого этажа перед парадной дверью квартиры Куиста. Третьему полагалось находиться в квартире, а четвертый обосновался на черном ходе, где находились служебный лифт и пожарная лестница.
— Невозможно приблизиться незамеченным ни к парадной двери, ни к черному ходу, — заявил Кривич, удовлетворенный своими действиями. — Я хочу, чтобы вы, Сандз, и вы, Куист, твердо усвоили одно. Вы не должны открывать парадную дверь или черный ход никому — в том числе и вашим друзьям, у которых есть ключи, никому, пока дежурный полицейский не даст вам добро.
— Вы не доверяете моим людям? — нахмурившись, спросил Куист.
— Конечно, я доверяю им, — ответил Кривич. — Но я не хочу, чтобы двери открывались, если кто–то идет по коридору. Мои люди дождутся, пока в коридорах не будет ни души, и только тогда разрешат вам открыть двери. Понятно?
Куист кивнул. Джонни, казалось, потерял всякий интерес к происходящему. Он целенаправленно устремился к бару.
— В цокольном этаже устроился человек, который прослушивает ваш телефон, — продолжал Кривич. — Когда раздастся звонок, пусть телефон прозвонит три раза. Поднимайте трубку на четвертом звонке, и то же самое сделает мой человек. Смысл в том, чтобы тот, кто звонит, не услышал дополнительного щелчка.
— Что должен делать Джонни, если позвонит шантажист? — спросил Куист.
— Тянуть канитель, — ответил Кривич. — Тянуть, тянуть, тянуть. Нам нужно попытаться проследить звонок.
— Он должен соглашаться с инструкциями убийцы?
— Ему придется согласиться. Мы вычислим, что делать, после того, как он их получит.
— А где будете вы? — спросил Куист.
— Звоните по этому номеру, — ответил Кривич, протягивая Куисту клочок бумаги. — Меня разыщут за считанные минуты, где бы я ни был.
— Это все?
— Все. — Кривич смотрел на Джонни, который наливал себе выпить. — Попытайтесь удержать его от необдуманных поступков. Звонок может раздаться скоро, а может — через день–другой. Я думаю, он не заставит себя ждать. Не в его интересах предоставлять нам возможность организовать все на высшем уровне.
Деньги для шантажиста приготовили еще до отъезда из офиса Куиста. Выяснилось, что сделать это на удивление просто. Оказалось, что кредит Джонни не ограничен. Звонок в банк Лос—Анджелеса из банка Куиста в Нью—Йорке оказался делом нескольких минут. Детектив Куилльян отправился в банк и забрал наличные в десяти-, двадцати— и стодолларовых купюрах. Деньги были упакованы в сумку из свиной кожи, которая стояла теперь в стенном шкафу в холле, неподалеку от парадной двери.