Короли рая
Шрифт:
– Он будет жить?
Священница наконец овладела собой и подошла ближе, и, хотя лицо иностранца не изменилось, неким образом его досада отразилась в бровях.
– Мы пока не знаем, – ответила за него Ли-йен. – И, прежде чем ты спросишь, я понятия не имею, что случилось. Знаю только, что эти парни атаковали нас и у них ничего не вышло.
Нуо бродила по веранде, качая головой и бормоча «Божий свет», прикрыв рот ладонью. Кондотиец вернулся с черной коробкой, которую придвинул к Оско.
– Обрыв? – спросил он.
– Обрыв, – согласился тот, хотя Ли-йен знать не знала, о чем это они. Затем кондотиец,
Нуо протестующе вскинула руку, возможно слишком удивленная, чтобы говорить, но труп как раз исчез в темноте.
– Оставьте одного из них, – сказал, не оглянувшись, «доктор» Кейла, раскрывая коробку и вдевая нить в иглу. Асна поначалу смутился, и хотя Оско не мог видеть случившееся, но объяснил так, будто знал: – Кто-то напал на Кейла с ножом, да?
Асна прищелкнул языком, а когда поймал пристальный взгляд Нуо, подмигнул.
Священница никак не отреагировала и выглядела совершенно не такой испуганной, как ей следовало, решила Ли-йен.
– Ясно, что вы, ребята, друзья Помазанника. Это хорошо. Я хочу, чтобы вы доставили его ко мне в комнату – без шума. Вы знаете, где она?
«Доктор» в укороченной рубашке кивнул, но продолжал зашивать.
– У двери вы найдете охранника, скажите ему, что вас прислала я. – Священница еще раз осмотрелась вокруг и покачала головой. – Кто-нибудь обнаружит выброшенные вами тела, но, надеюсь, их настолько изуродует, что трудно будет понять, что случилось. Я разберусь с остальным, а после приду к вам. – Она повернулась, чтобы уйти, но остановилась. – Полагаю, само собой разумеется – никому больше ничего не говорите.
Ли-йен не могла отделаться от мысли, что это адресовано ей, поэтому кивнула, а затем с гротескным любопытством наблюдала, как парень по имени Асна стащил чей-то труп с конца здоровенной горизонтальной, слегка подтаявшей сосульки и швырнул его в темноту.
Когда Кейл проснулся, его держала за руку Ли-йен и кто-то сидел у него на голове. Ну, во всяком случае, так это ощущалось. Каждый удар сердца посылал щиплющую боль по всему телу и отдавался барабанным боем в глазах и ушах. Но он это преодолел.
А затем преодолел видок своего изрезанного лица в зеркале и новость о том, что он убил полдюжины подростков… летающим льдом, или туманом, или чем-то еще. А затем он пережил объяснение, что убить его пытался, вероятно, сам Экзарх.
– «Вступай в храм», сказали они, «узнай о Жу», сказали они.
От разговора швы на его ранах натянулись, а ушибленная челюсть заныла.
– Не болтай и лежи смирно. – Ли-йен улыбнулась, но вытерла слезу, явно радуясь видеть, как он делает хоть что-то.
Позднее она принесла ему супа и риса, и каждая ложка еды, казалось, обжигала плоть его залатанной щеки. Ли-йен сменила перевязки ран и обмыла его тканью, смоченной в спирте, – а когда Кейл заскулил, разбавила спирт водой – и даже помогла ему сходить в горшок.
После тягучей, то и дело прерывающейся дремы пришли Асна и Оско, а затем Великая Священница Нуо. Они сообщили ему, что происшествие замяли, Экзарх возобновил его поиски и «продолжает расследовать» испытание. Они сказали Кейлу, чтобы он не волновался и выздоравливал и что здесь он в безопасности. Но сам он не был так уверен.
Дни проходили на фоне боли, преимущественно в одиночестве, не считая визитов Ли-йен или молчаливых стражей и сиделок Нуо. Кейл скучал по своей смоковнице и по своим ученикам. Он знал, что для них жизнь идет своим чередом, и надеялся, что они хорошо сдают экзамены. Иногда он испытывал стыд и сожаление из-за мертвых парней на веранде, но напоминал себе, что они, не в пример дворцовым стражникам у него дома, оказались там в ту ночь по собственному выбору, а он только хотел защитить Ли-йен.
Без особого успеха он попытался точно вспомнить, что произошло, и подумал: а вдруг Наранский Бог в самом деле реален и услышал его. Я помню жар и свет. Это я их зачерпнул, или это был Жу?
Зачем Богу Солнца убивать холодом, Кейл не знал. Но, может быть, это не имело значения. Он медитировал, дабы притупить боль и скоротать время. В моменты откровенности он ожидал, что не переживет эту махинацию, и, когда открывалась дверь, всякий раз готовился увидеть, как врываются убийцы с ножами, чтобы закончить работу. Поначалу это его пугало. Он думал о боли и беспомощности, воображая посмертную пустоту, или, возможно, перерождение, или ад и рай, не находя утешения в этих вещах.
Но однажды я все-таки умру, думал он, а море и горы продолжат существовать без меня. Иногда это успокаивало его, и он знал, что до заживления ран остается беспомощным и не властным над своей судьбой, и поэтому он медитировал, сжигал свои мысли и уносился прочь вместе с пеплом.
Через несколько дней пришла Ли-йен со стопкой книг и решила его проблему избытка свободного времени.
– Ты все еще можешь читать, так что вполне можешь прочесть законы Жу и писание – перед тем, как вернешься обратно в храм.
Он поблагодарил ее и нашел способ придерживать книги, не причиняя себе особой боли, но не потрудился указать: «Глава храмовников желает моей смерти, а сам я читаю с трудом».
Научиться произносить слова оказалось достаточно просто. Наранийцы образовывали звуки и глаголы по большей части более единообразно, чем в языке Пью, но читали в обратную сторону. Их алфавит – если это можно было так назвать, потому как их имелось несколько, – содержал тысячи символов, и от попыток выучить их все у Кейла болела голова. Ну, то есть болела еще сильней.
– Нет, это хиша, не канша – иероглифы для слов, а не для звуков называются хиша.
Кейл поерзал на своем запачканном кровью ложе.
– В жизни не слышал ничего бредовее. Как может кто-то выучить их все?
– На это уходят годы, Кейл. Священники и то не поголовно знают символы для каждого слова в этих книгах.
– Дай-ка ее мне. – Он потянулся к книге, намереваясь выкинуть ее.